"Ох!" – сплоченная группа всадников создавала так много шума, что легко забывалось, как "выглядит" тишина ночного леса, через который пролегал их путь. Но не услышать волчий вой, в особенности такой близкий, невозможно. Волчьи голоса возникли неожиданно по обеим сторонам дороги, и Елизавета почувствовала, как напрягся под ней бесстрашный и верный Арнгейр. Лошади – даже такие отъявленные убийцы, каким являлся конь Елизаветы, – боятся волков, но редко сдаются без боя. Однако в этот раз драться не пришлось. Волки не атаковали. Напротив, вскоре Елизавета различила впереди на дороге стелющиеся стремительные тени, и поняла, что волчья стая включилась в игру, составив авангард ее маленького отряда. Но и позади кавалькады, как тут же почувствовала Елизавета, теперь тоже бежали волки, или, быть может, это оборотни взяли под охрану графиню Скулнскорх и ее спутников.
"Что ж, эдле Леонтина, твоя правда! Такой эскорт мне отнюдь не помешает".
А дорога, между тем, плавно свернула на запад и пошла вверх, взбираясь на вершину пологого холма, заросшего едва ли не до середины изрезанных глубокими оврагами склонов густым черным лесом. Мелькнули пятна снега, укрывшиеся в тени древних дубов и буков, выбросила к дороге свои мощные корни корабельная сосна, словно бы выставленная в дозор хвойными лесами, лежащими чуть дальше к северу. Возник и исчез подсвеченный лунным сиянием ветхий домик лесника. Прожурчал где-то слева ручей. Вскинулась в небо испуганная топотом копыт сонная ворона…
Арнгейр сделал еще несколько быстрых, но удивительно точных шагов и вынес Елизавету на плоскую вершину холма. Здесь, на каменистой площадке было светло, как обычным для севера пасмурным осенним полуднем. Лунный свет, в котором смешались блескучее волшебное серебро и колдовская лимонная желтизна, заливал все вокруг: вросший в землю дольмен в виде огромного каменного стола, редкий кустарник, пятна мертвой травы среди камней и щебня.
– Стой! – крикнула Елизавета, натягивая поводья и одновременно пытаясь осмыслить только что мелькнувший в голове образ.
"Здесь?"
Возможно, что и так. Преодолев вершину холма, дорога начинала плавный спуск в неширокую долину, и оттуда, с опушки леса, обращенной к серебряной ленте реки, по направлению к отряду Елизаветы скакали несколько верховых, далеко оторвавшихся от эскорта – плотной группы всадников, едва появившихся из-за скрытого мощной скалой поворота дороги. Впрочем, возможно, взгляду Елизаветы предстала совсем иная картина. Ведь с тем же успехом это могло оказаться погоней, но сердце подсказывало обратное.
"Место и время! Их не спутать! Луна и каменный стол… Я жду!" – сердце ликовало, готовое бежать навстречу, но символы не обманывают: освещенная и освященная волчьей луной вершина холма с древним дольменом являлась лучшим из всех возможных мест в самое подходящее для этого время.
– Мы подождем здесь! – выдохнула она с паром и чуть развернула коня, чтобы лучше видеть дорогу и всадников. Ее спутники собрались неподалеку, рядом, но не вблизи.
Что характерно, никто из них не спросил Елизавету, чего именно они собираются здесь ждать, в морозной высоте в первый час пополуночи. Но, и спроси они, ей нечего было сказать в ответ. Чудо оттого и зовется чудом, что оно чудесно по своей природе, а волшебство словами не описать, как не выразить в звуках речи и таких невероятно сильных и глубоких чувств, как ненависть и любовь. Однако если вкуса настоящей мести, ненависти и гнева Елизавета все еще толком не знала, хмель любви, бродящий в крови, она успела испытать, и ошибиться в характере охватившего ее нетерпения просто не могла. Она знала, чего ждет, как знала и то, что ее "история будущего" верна, а вещее прозрение – истинно.
Между тем, время ускорило свой бег, и, изнывающая от нетерпения, Елизавета стала – следует заметить, совершенно неожиданно для себя – терять малые и большие отрезки времени, словно бы их вырезали из ткани мироздания или стирали из восприятия и памяти графини. Вот она видит едва различимые фигурки верховых у далекой лесной опушки, а вот всадники уже приблизились к подножию холма и, не останавливаясь, поскакали в гору, рискуя переломать на узкой каменистой тропе ноги своим лошадям, и убиться насмерть самим, если придется вдруг вылететь из седла. Однако ничего столь драматического не случилось, и вскоре их силуэты стали отчетливо различимы, и эхо подхватило уверенный речитатив лошадиных копыт.
– Людо! – вот и все, что она смогла ему сказать. Ждала, мечтала об этом дне, грезила наяву и видела сны. Неистовствовала и блажила, "придумывала" истории будущего... Шла к этой встрече день за днем и шаг за шагом через весь непостижимо огромный и смертельно опасный мир. Но, когда дошла, когда исполнилось заветное, и настал "тот самый миг", Елизавета едва не растерялась от множества нахлынувших на нее чувств. И все, на что оказалась способна, это назвать Людвига по имени, выдохнув звуки речи в ночной холодный воздух вместе с облачком пара.