Однако, как бы красиво не выглядели все эти фортификационные и контрфортификационные идеи, какими бы заманчивыми не представлялись новые тактические приемы или стратегические выкладки, все это пока являлось чистой теорией, проверить которую можно было только в деле. В сражении, штурме, обороне… В конце, а не в начале компании. И поэтому Людвиг сомневался. Не мог не сомневаться, и не знал даже того, наступит ли когда-нибудь такой день, когда исчезнут последние сомнения, и он обретет, наконец, непоколебимую веру в себя и свои поступки. По правде сказать, Людо не задумывался над тем, хорошо ли это или плохо – не сомневаться. Зато он великолепно знал другое: жить с сомнением, таить его от всех – мучительно трудно. Сомнение отнимает силы, истощает тело и иссушает мозг, лишает вкуса саму жизнь…
– Пресный хлеб, – Голос был прав, и дело, разумеется, не в лепешках из белой муки, которым и следовало быть пресными.
Людо, словно проснулся, очнулся от наваждения, протрезвел…
Мир вокруг него был сер и лишен жизни. Он был наполнен каторжным трудом, болью, усталостью и неуверенностью, сомнениями и тоской, и работой, которой не видно конца. Мир был лишен красок, запахов и вкуса. Вернее, он – мир Людвига Кагена – пах потом и сухой пылью библиотек, и был горек или пресен на вкус, и… Да, князя окружали мертвые вещи безжизненных цветов и серые, лишенные обаяния тени людей.
– Пресен хлеб.
"Пресен…"
Подходил к концу месяц свечен. В горах лежал снег, и тугой знобкий ветер гнал по серому морю бесконечные стада волн. У ног Людо, стоящего на стене Задарской цитадели, лежал мокрый в грязных потеках город. Он был темен и болезненно уныл – старый Задар. И такими же больными, безрадостными и темными казались отсюда, с высоты, фигурки людей и животных на городских улицах.
А между тем…
– Ты должен был не просыхать с самого севника…
"Чему радоваться?"
С севера приходили печальные известия. Император торжествовал, а Союз терпел поражение за поражением. Лоон не смог переломить ход войны и проиграл не только все данные им сражения, но и кампанию в целом. Теперь, насколько было известно, Лоон и Собрание должны были находиться в Киеве Днепровском.
– Или, может быть, Киев тоже пал?
"Надо бы посмотреть карты…" – неуверенно подумал Людо, но Голос тут же возразил:
– Зачем? Ты знаешь их наизусть.
Действительно, он мог мысленно представить себе любую карту, но все же сомневался: а что если все-таки забыл какую-нибудь важную деталь?
– Не забыл, – усмехнулся Голос. – И смотреть, как муштруют на большом плацу новобранцев, тебе тоже не надо…
"Но… – Людо все еще не был уверен. – Может быть…"
– Сегодня кузнецы и оружейники обойдутся без тебя.
"Я пойду…"
– Махать мечом? – Голос угадывал любое его намерение. Возможно, что это, и в самом деле, был его собственный внутренний голос.
"Хорошо, – сдался Людо. – Что ты предлагаешь?"
– Прикажи устроить пир, – казалось Голос "озвучивает" то, что Людвиг знал и без него.
"Надо устроить пир. Позвать гостей, бояр и воевод, рыцарей из ближайших окрестностей…"
– Дня через три или четыре, – поправил Голос. – Раньше они не успеют. И приглашать надо не на один день.
"Устроить смотр войскам… – предложил Людо, загораясь идеей. – Игры, ристалище…"
– И побольше меда и италийских вин! – поддержал Голос. – А там, между делом, можно и о делах поговорить…
"Тогда, дней через десять, – решил Людвиг. – Дальние соседи быстрее не соберутся".
– Разумно, – согласился Голос. – А пока прикажи истопить баню и готовить пир для близкого круга. Им-то отдых потребен каждый день, а не раз в год.
"Баню…"
– Ну, должен же ты хотя бы иногда мыться по-человечески?
"Баня…"
Людо представил себе обширный сруб из кедровых бревен, полумрак, всполохи огня в очаге, клубы ароматного пара…
– Не сомневайся! – жестко отрезал Голос. – Когда-нибудь тебе все равно придется решиться. Так зачем тянуть?
"Не тянуть…"
Но ему было страшно и стыдно, хотя Людо не мог не понимать, что чем позже приобретет этот опыт, тем хуже для него. Не считать же, в самом деле, опытом то истерическое изнасилование? Впрочем, и его следовало учитывать, но… по другой "статье". Это был иной опыт…
Ключница Милька поняла его правильно. Даже лучше, чем он сам понимал себя. Тем более что и выражался Людвиг, отдавая распоряжения, витиевато и более чем невнятно. Тем не менее, и чистое белье в предбанных покоях на сундуке было сложено, и печь истоплена, и в камине разведен огонь, а на столе – серебряный кувшин с медом и полуштоф с взваром, изюм, курага, черная слива, медовые пряники… Пир не пир, но все это, что немаловажно, имело вкус и запах. Разный вкус и запахи разные…
Людо сбросил плащ и, расстегнув дублет, – в покоях было жарко, – подошел к столу. Курага пахла летом, пряники – пчелами. Он набрал горсть светлого изюма, и поднес руку к лицу. От крупных изюмин шел такой виноградный дух, что рот сразу же наполнился слюной.
– Господин? – шуршание ткани за спиной, тихий стук аккуратно прикрытой двери. – Господин…