Серебро и золото

Людо обернулся. Он обернулся медленно, изо всех сил сдерживая бег сердца, и увидел двух девушек, зашедших вслед за ним в предбанные покои. Одна была черноволоса, как и он сам, но на голову или больше выше Людвига, отчего сейчас в белой льняной рубахе казалась стройнее и тоньше своей товарки. А та – блондинка пшеничного золота – едва ли доставая невысокому Людо до плеча, была похожа на белую сдобную булочку, обсыпанную мукой и молотым ванильным сахаром.

– Входите, – сказал Людо, гневаясь на себя за сухой тон и отсутствие улыбки.

И девушки заробели, испуганные холодным приемом. Заметались беспомощно карие и голубые глаза, отхлынула от юных лиц кровь.

– Не бойтесь! – слова давались с трудом, но, если начал дело, то его следует завершать. Всегда. Везде. При любых обстоятельствах. Так теперь думал Людвиг, и так старался поступать. – Я вас не обижу. Хотите вина?

Девушки хотели. Они и вина хотели, и от взвара – крепкого и душистого – не отказались. И вот уже краска вернулась на симпатичные их личики, и дублет отброшен под дружный девичий смех, и, вывернувшись из белых рубах, взялись голые наяды – черноволосая Като и белокурая Ната – извлекать своего князя и господина из кожаных штанов и пропотевшей рубахи.

– Не робей! – приказал Голос и замолчал, до времени "отойдя в сторону".

"Не робей… Что?"

Но ласковые прикосновения тонких пальцев, – мягких подушечек, острых ноготков – к обнаженной коже быстро заставили его позабыть о своих сомнениях. И сам он тронул упругие тела, хмелея от их доступности и от того, какой податливой – теплой и нежной, – оказывается, может быть человеческая плоть. Женская… теплая… горячая… Или это его самого обдало внутренним жаром? А девушки, между тем, уже робко – все-таки хоть и полюбовник, да князь! – подставляют губы для поцелуя, и совсем иначе – грубо, по-крестьянски – тулы свои: Като спереди, взгромоздившись точеными ягодицами на дубовую столешницу и взметнув вверх, прямо к плечу Людо, свои длинные ноги, а Ната-Доната – сзади, опершись все на тот же стол – выбирай и бери! Но играет молодая сила и хватит ее на обеих: на золотисто-белую, словно мед в молоке, и на чернокудрую, томноокую, смуглую, как тот виноград, что вызревает по осени на отрогах соседних гор.

"Хватит…"

…хватило.

Насилу очухался следующим утром, пропустив, проспав и задуманный было пир, и раннюю – по новой своей привычке – побудку. Проснулся. Открыл глаза, а за узким окном-бойницей, за крошечными зеленоватыми стеклышками в частом свинцовом переплете разливается золотое сияние. То ли царствие небесное наступило, то ли он по-медвежьи до лета доспал.

Встал Людо, бросил взгляд на постель – широкое ложе с разбросанными кое-как шелковыми подушками и меховыми одеялами – усмехнулся смущенно, натянул быстро на голое тело заботливо перенесенные кем-то из предбанных покоев рубаху и порты, вдел ноги в сапоги и пошел на стену. От спальных покоев не так чтобы и далеко. По коридору до выхода из башни и за тяжелую дубовую дверь, ведущую на внешнюю круговую галерею. А там… Ночной ветер снес тяжелые – чреватые грозой или снегом – темные тучи в море, и в чистое небо над Задаром взошло не по-зимнему теплое солнце.

Легкий ветерок холодил лицо и грудь, но Людо стоял и смотрел на город и обретшее прежнюю синеву море. Он не был счастлив – да и вряд ли мог быть счастлив когда-нибудь, если вообще – но, стоя сейчас на верхней галерее западной башни, снова, как в детстве, почувствовал вкус жизни. У этого напитка был густой насыщенный вкус, – иногда грубый и терпкий, иногда тонкий и изысканный, – и пить его можно и нужно было до бесконечности, смакуя каждую самую маленькую каплю, до конца, до последнего вздоха и последнего грана.

3

Все, что случилось потом, случилось после и ничего, в сущности, не значило. Слова, события, жесты, – не более чем расцвеченные красками осени древесные листья: чудесные образы, лишенные смысла и самостоятельного значения. Но люди… Люди устроены не лучшим образом. Им невдомек, что факты зачастую скрывают, отводя взгляд, другие, гораздо более важные подробности. А те, в свою очередь, тоже суть лишь одежды иных смыслов, следствия других причин. Мир сложен, но кто способен увидеть эту чарующую красоту вложенных одна в другую историй? Кому по силам разгадать – поверить разумом, уловить сердцем, поймать звериным чутьем – тайну лабиринта? Впрочем, Джевана не была "одной из них". Под вопросом оставалась даже ее человеческая природа, да и жила Дева Севера достаточно долго для того, чтобы ничему не удивляться, а знала и умела такое, что удивило бы и многих мудрецов, окажись они об этом осведомлены. И все-таки кому-то удалось застать ее врасплох. Удивил – не удивил, но человек этот заставил ее вздрогнуть от неожиданности и задуматься о пределе ее собственных возможностей.

"Людо… Людвиг… Князь Задара… Смешно", – но ей не было смешно.

Если подумать, все, что случилось потом, было лишь тенью, отброшенной главным событием – побегом князя Кагена.

"Побег. Увы…"