Серебро и золото

– Поехали, Иван. – Людо оглянулся на дом, в котором провел ночь, и усмехнулся, но на этот раз про себя: Като и Ната махали ему из окна второго этажа. Одеться, или хотя бы прикрыть груди, девушки и не подумали. У наложниц князя Задары имелись многие преимущества, и это одно из них: все остальные, глядя на женщин Людо Кагена, их как бы и не видели. Пока он сам не разрешал. А сейчас его позволения никто не получил...

– Поехали, – сказал Людо, возвращаясь к делам. – Посмотрим на наших новобранцев.

Однако до выгона, на котором приводили в чувство "волонтеров Кагена", он не доехал. Покушение было спланировано расчетливо и выполнено не без блеска. Убийца заметил, по какой дороге ездит князь. Узнал, что встает тот рано, и никогда не берет с собой значительного эскорта, и выстрелил Людвигу в спину со смешной дистанции в двадцать метров. Болт пробил дублет с обеих сторон, но князь был еще жив, когда спустя час венецианский хирург извлек две половинки толстой стрелы, обработал рану и предложил княжьим людям, окружившим постель умирающего, молиться.

Молились все. В доме было тихо, как в могиле. Слуги ступали так осторожно, что под их ногами не скрипели половицы. Люди обменивались жестами вместо слов, но если все-таки заговаривали, то настолько тихо, что звуки их речи можно было спутать с теми невнятными шумами, что наполняют любое, созданное руками смертных строение.

Так прошел день, и миновала ночь. Князь в сознание не приходил, но и не умирал, а утром следующего дня внезапно открыл глаза и попытался что-то сказать. Слов, впрочем, не вышло, лишь несколько неразборчивых звуков сорвалось с сухих, потрескавшихся от сжигавшего Людо жара губ. И кровь запузырилась на них, и кашель сотряс маленькое, обессилившее в битве за жизнь тело.

– Отходит, – шепнул кто-то.

– Это агония, – печально кивнул хирург.

Но они ошиблись.

– Не умирай! – приказал Голос, прорываясь сквозь боль, немощь, кровавый туман. – Держись!

"Отпусти!" – попросил Людо. У него не было сил жить, он устал от страдания, он хотел умереть.

– А как же твоя ненависть? – спросил Голос.

"Ненависть…"

– Пророчество, – подсказал Голос.

"Пророчество…"

– Страсть…

4

Второй раз он очнулся ближе к вечеру. В покоях было жарко и почти темно. Сильно пахло ладаном и сгоревшими травами…

– Пить…

Странно, но его услышали, еще удивительнее, что поняли. Ему дали разбавленного вина с пряностями и медом…

– Воды!

Вряд ли это прозвучало, как приказ, но вода оказалась холодной и сладкой, как жизнь.

– Стре…? – спросил он у склонившегося над ним Зигмунда.

– Болт, – коротко ответил германец.

– Кто? – У него не было сил на этот разговор, но Голос, все еще державший Людо среди живых, не зря напомнил о долге.

– Наемник. Грек.

– Пой…?

Ну, разумеется, Зигмунд его поймал. Иначе откуда бы узнал, что это грек? Поймал, допросил…

– Кто?

– Туччо Хромоножка.

"Дож…"

– По… весь… на… – говорить было трудно, но жить и вообще нелегко. – Свят…

– Святого Марка? – переспросил секретарь.

– Да. И… чле… нов сов… децим…

– Децимация, – повторил за ним Зигмунд. – Для членов Совета.

– Магис…

– И магистратов? – догадался секретарь.

– Да.

– Что-то еще?

– Я х…

– Хочу, – подсказал Зигмунд.

– Пр…

– Присутствовать?

– Да!

И он прожил еще два дня и увидел, как отрубили головы каждому десятому магистрату Венеции и как повесили ее последнего дожа. Наемного убийцу-грека колесовали первым.

Недурно, – признал Голос.

Я устал, – сознался Людо. – И хочу спать.

Но умирать он раздумал.

День за днем смерть стояла в изголовье его постели, но все напрасно: Людвиг не умирал, намертво вцепившись в уходящую из тела жизнь. А через две недели наступил перелом. Опухоль спала, – а нагноения раны, к удивлению хирурга, так и не произошло, – прошла лихорадка, и, хотя Людвиг был все еще слаб, как новорожденный, к нему вернулся аппетит и вкус к жизни. Еще через три недели армия пошла на запад, и князь Каген вел ее, регулярно показываясь войскам верхом на высоком гнедом жеребце.

Однако на самом деле демонстрация силы давалась Людо с большим трудом. Потом и кровью в буквальном смысле слова. И еще болью, кашлем и цветными кругами перед глазами. Но, взяв на себя обязательства, по ним следовало платить, иначе какой же ты мужчина?

Верона, Тревизо, Босано… К исходу лета у него было три тысячи воинов в строю, и герцог Каринтии, идущий к нему с севера с намерениями, не вызывающих двойного толкования. И ополчение Романьи, надвигающееся с юга уж явно не затем, чтобы отметить вместе с Людо праздник урожая. И императорский легат Дагмер Йёфур, посланный Хальдебердом из Швабии с армией наемников.

Услышав об этом от своих лазутчиков, Людо удивился.

"Императора заинтересовали вожди горных племен?"

– Он знает, – предположил Голос.

"Что он может знать?" – насторожился Людо.

– Ровно то же, что знает Джевана и Лоон. Знают двое… почему бы и не Хальдеберд?