Серебро и золото

А потом наступила весна, и Джевана наконец покинула теснину городских стен. Оставила грязь и дурные запахи, вышла в поля и холмы, вдохнула полной грудью, и ощутила вдруг отзвуки События.

"Что?"

По всем признакам это было "настоящее начало". Что-то, устремленное в будущее, вплетенное в орнамент грядущего, но начинающее выстраиваться, вырастать, воплощаться в слова, действия и события только сейчас. Или только что начавшее.

"Он?"

Но уже летом дошел слух. Убит. Ввязался в войну с Венецией, разгромил в четырех или пяти сражениях армии кондотьеров – говорили про огромные армии, про полное неравенство сил – взял приступом город и был застрелен из арбалета в спину.

А лето пришло снова жаркое, словно бы черти забыли закрыть двери в огненную преисподнюю. Жаром пышет как из кузнечного горна или хлебной печи. Душно, потно… Тоскливо. И император неожиданно слег в лихорадке, отдав "за так" целую кампанию. Засел в Магдебурге, лежал, долго и трудно перемогая северную немочь. Не воевал, то есть, не ходил великими походами, а так чтобы вовсе не лить кровь, когда это было, да и случалось ли вообще? Границы вспыхивали тут и там короткими набегами. На императора нападали, имея в виду урвать в суматохе "малый кус" от большого пирога. Императорские люди ходили учить соседей, – пока еще соседей, а не рабов или данников – как жить в новом мире. Сталью, кровью и огнем вколачивали разумение, но армия – великая армия империи – вдруг распалась, исчезла за ненадобностью и до времени, растворилась в городах и деревнях. Впрочем, Лоон и Собрание были этому рады, но совсем не потому, что появилась надежда разгромить ненавистного Хальдеберда. Не было у Союза сил продолжать войну. Сейчас не было, а через год – кто знает?

Итак, на западе Европы наступило затишье. Император отложил оружие, и Собрание как та порванная в дикой схватке псина, зализывало глубокие раны, нанесенные ему имперскими генералами. Они не воевали…

А Людвиг, стало быть, начал… и?

Картина не складывалась, и сердце не о том "нашептывало", но сведения были верные: "ехал на коне, а болт вошел между лопаток. Из груди вышел…"

"А кольчуга? Он что же не носит брони?"

Но на самом деле ее занимали сейчас совсем другие вопросы: действительно ли было выиграно так много сражений, и, если да, то, кто же их выиграл? Кто?

"Они безумцы!" – Людо смотрел на построение венецианцев и глазам своим не верил.

– С чего ты взял? – спросил Голос.

"Худшего построения я не бог бы и вообразить!"

– Мог бы, – отмахнулся Голос. – То есть, смог бы, если бы поразмыслил и попытался представить, что видят глаза мэтра Ландольфо, когда он смотрит на твою армию, и что он знает о тебе и твоих воинах?

Приходилось признать, что Голос прав. Кондотьер не знал, просто не мог знать, с кем имеет дело, и это решило все. Сражение началось рано утром. Людо не стал ждать, пока взойдет солнце, рассеется туман и просохнет трава. Послушные отмашке лейтенанта, забили барабаны, и армия Задары двинулась вперед. На шестом шаге за спинами воинов – а их и было-то вместе с дружинниками всего восемь сотен – басовито "замычали" длинные трубы, а еще через четверть часа, легко опрокинув центр венецианского войска, задарцы начали вырезать его фланги. Все случилось настолько быстро – треть армии кондотьера Ландольфо все еще оставалась в лагере, а остальные бойцы не успели даже толком построиться, – что пошли слухи о невероятной скорости, с которой действуют "жестокие и хладнокровные" люди князя Кагена. Но это, разумеется, было ложью. Неправдой. Во всяком случае, преувеличением. В армии Людо не было ни оборотней, ни вампиров. Она состояла из обычных – пусть даже и неплохо подготовленных – людей. И двигались эти люди так, как им и положено от природы. И хладнокровие их было насквозь надуманным, как и умения – обыкновенными. А жестокость… Ну, о том, что мертвый враг лучше живого, знали еще предки их предков.

Еще лето не наступило, а Великая Венеция была побеждена, разгромлена, унижена и изнасилована. Магистраты склонили головы перед князем Задары, и Большой Совет поклялся ему в верности. Республика не состоялась, а венецианский флот и казна перешли к захватчику. Это открывало перед Людвигом "много дорог". Перспективы кружили голову, ведь теперь в его армии было почти две тысячи человек.

– Их еще предстоит обучить, – возразил князь одному из своих капитанов. – Пока они сырое тесто. Выпеките из них "задарцев", Иван, и тогда мы сможем с вами напиться до умопомрачения!

Он улыбнулся, – что делал крайне редко, – и Иван Дага, один из трех его капитанов, улыбнулся в ответ. Погода была жаркой, но какой-то "пахучей", радостной. Во всяком случае, Людо чувствовал себя прекрасно и оказался способен даже на улыбку.