Серебро и золото

Если не брать в расчет пожелтевшую кожу и выступившие кое-где темные пятна старости, это были все те же большие и тяжелые длиннопалые кисти, которыми так удобно держать полуторный меч или свевскую секиру. И, если честно, несмотря на нынешнее нездоровье и немалый возраст, Хальдеберд и сейчас смог бы выдержать пару часов "танца со щитом и мечом", но знать об этом всем и каждому не полагалось. Хальдеберд не дожил бы и до первой седины, если бы боги не наградили его лисьей хитростью и терпением мула. А волки, медведи и львы его юности, не обладавшие этими "позорными" для рыцаря качествами, давно сгнили в земле.

– Чем занят Лоон? – спросил Хальдеберд.

– Он заперся в Киеве и пытается восстановить силы, – за всех собравшихся в личном кабинете Хальдеберда ответил кардинал Ратцингер.

– Стягивает войска… Есть откуда? – Император по-прежнему не поднимал взгляда от рук, лишь ловил периферическим зрением всполохи пламени в огромном камине. На фоне огня темная сгорбленная фигура, с ног до головы укутанная мехами, должна была производить некоторое, вполне очевидное впечатление. Но император чувствовал, если ему и удалось обмануть Гвендала и Тригерида, священник видел совсем не то, что хотел бы показать собеседникам Хальдеберд.

– У Союза крепкий тыл и обширные резервы. – Кардинал, уже более полутора десятков лет являвшийся первым министром империи, говорил тихим ровным голосом. Он никогда не терял самообладания, даже тогда, когда, отстояв мессу, Хальдеберд отправлялся приносить жертвы своим древним богам.

– Я болен и не хочу начинать на севере большую войну, – Хальдеберд подпустил в свой голос хрипотцы и даже кашлянул в конце фразы. – Но, – добавил он, "отдышавшись", – оставлять их в покое тоже не следует…

Слово "их" он подчеркнул интонацией, но все и так поняли, кого император имеет в виду.

– Весной… – он замолчал на несколько секунд, словно бы размышляя или переводя дыхание. – В апреле… Нет, пожалуй, даже в мае мы выступим в направлении городов Завесы. Маршал Дейдье ударит южнее… Может быть на Львов или даже на Луцк, но без решительных целей.

– Я сейчас же займусь налаживанием снабжения и накопления припасов. – Каким-то образом кардиналу, речь которого звучала все так же ровно и бесцветно, удалось передать императору свое главное послание: "Я понял вас, ваше величество. Кампания без решительных целей на севере и на востоке. Мы будем имитировать жизнь, но не жить".

"Сукин сын!"

– Да, – подтвердил он вслух. – Вы меня правильно поняли, ваше преосвященство.

– Служить вам… – начал было прелат.

– Достаточно, – остановил его Хальдеберд, умевший быть и жестким, несмотря на "болезнь и общую слабость организма". – Что еще?

– Иберия, – напомнил Кардинал, совершенно не смутившийся от того, что его перебили.

– Что-то новое? – удивился Император.

– Пожалуй, нет. – Ратцингер не мог не упомянуть об Испании, но и говорить тут было не о чем. Все союзы оставались в силе, и никто пока не был заинтересован в том, чтобы нарушить Status Quo. А значит, все остается неизменным до нового подсчета сил.

– Венеция, – сказал тогда кардинал, и Император, наконец, поднял взгляд от своих рук и посмотрел прямо на священника.

– Вот об этом давайте поговорим, – предложил Хальдеберд и шевельнул правой рукой, требуя еще вина.

Герцог Гвендал выступил из Савойи в начале апреля. Погода стояла прекрасная: было тепло, но не жарко, а заморозков не было вовсе, даже ночью. Дожди шли часто, но то – короткие веселые дожди, и по странной прихоти небес проливались они в основном ночью, когда армия вставала на отдых. Впрочем, Гвендал никуда не спешил и иногда позволял своим ратникам оставаться на месте по целому дню. Сам он рассматривал этот поход как легкую прогулку к морю, и, зная, что Тригериду из Зальцбурга идти дальше, а дороги в горах на севере хуже, чем здесь, на юге, ожидал первым добраться до горла мальчишки Кагена и закончить компанию еще до того, как подойдут семь тысяч Правой Руки Тьмы. Так он думал, и, бог – бог Гвендала – свидетель, у него были на то все основания.