Серена

– Понятия не имею, но ваша супруга, похоже, намерена это выяснить, – сказал Гэллоуэй и посмотрел на небо. – Нужно ехать. Мы и так припозднились.

– Ступай к машине, – велел Пембертон и протянул Гэллоуэю винтовку и коробку с патронами. – Хочу выяснить, в чем там дело. – Он направился в сторону лавки.

Фризелл вынырнул из-под накидки и теперь, сонно моргая на ярком свету, разговаривал с Сереной. По дороге к ним Пембертон миновал здание бывшей конторы, уже совершенно пустое: даже оконные рамы успели снять и упаковать для отправки в новый лагерь. Дверь стояла распахнутой, и внутри шуршали занесенные туда ветром сухие листья.

– Министр Олбрайт заказал изготовить фотопанораму опустошения, которое мы устроили на этой земле, – объяснила Серена подошедшему Пембертону. – Лишний способ оправдать затею с созданием парка.

– Еще целую неделю эти участки останутся нашими, – сообщил Пембертон Фризеллу. – Вы только что нарушили границы частных владений.

– Но ваша супруга разрешила мне фотографировать сколько душе угодно, – возразил Фризелл.

– Пускай себе снимает, Пембертон, – махнула рукой Серена. – Лично я довольна тем, чего мы сумели тут достичь. А ты разве нет?

– Допустим, – сказал Пембертон, – но, мне кажется, мистер Фризелл будет должен нам один снимок.

Фотограф удивленно вскинул брови.

– Вот этого? – переспросил он, широким жестом обводя долину.

– Нет, вы снимете нас с женой, – ответил Пембертон.

– Кажется, в поместье Вандербильтов я достаточно ясно выразила свое отношение к подобным вещам, – сухо напомнила Серена.

– Не официальный портрет, просто фотографию.

Серена не ответила.

– Хоть в этот раз сделай мне одолжение, – настаивал Пембертон. – Ведь у нас нет ни одного снимка, где мы были бы вдвоем. Считай это заключительным подарком ко дню рождения.

Еще несколько секунд Серена молчала. Затем что-то в ее строгом лице дрогнуло – не столько смягчилось, сколько смирилось; сперва Пембертон принял это за обычную готовность уступить, но потом различил некое подобие грусти. Он вспомнил о фотографиях, которые Серена оставила гореть в семейном доме в Колорадо, и подумал, что, несмотря на исступленное отвращение к прошлому, какая-то часть ее души осталась жить на тех обратившихся в золу снимках.

– Так и быть, Пембертон.

Фризелл убрал негативную пластину с последним кадром в защитный металлический футляр, вставил в камеру новую.

– Нам понадобится менее мрачный фон, поэтому мне придется переставить оборудование, – с раздражением обронил он.

– Не стоит, – качнул головой Пембертон. – Меня такой фон устраивает. Как сказала миссис Пембертон, мы довольны результатами своего труда.

– Очень хорошо, – сказал Фризелл и обернулся к Серене: – Но вы, разумеется, не останетесь сидеть на лошади?

– Как раз наоборот, – возразила Серена. – Останусь.

– Ну что же, – в полном отчаянии всплеснул руками Фризелл, – если фотография выйдет нечеткой, винить в этом вам придется только самих себя.

Он скрылся под шторкой, и снимок был сделан. Фотограф уже начал собирать оборудование, когда Гэллоуэй огласил остатки бывшего лагеря долгим автомобильным гудком.

– Попрошу кого-нибудь из рабочих забрать снимок завтра в Уэйнсвилле, – пообещал Пембертон, задержавшись рядом с Сереной.

– Тебе нужно ехать, – напомнила она, склонилась в седле и погладила мужа по щеке.

Пембертон поймал ее ладонь и на мгновение прижал к губам.

– Я люблю тебя, – сказал он.

Серена кивнула и отвернулась. Она поскакала в сторону горы Ноланд, и копыта мерина вздымали за собой черные клубы пепла. Пембертон несколько секунд провожал жену взглядом, а затем подошел к машине, но остановился в задумчивости, не спеша открыть пассажирскую дверцу.

– В чем дело? – спросил Гэллоуэй.

– Просто пытаюсь сообразить, все ли необходимое взял.

– Я захватил нам перекусить, – сказал Гэллоуэй. – И ваш охотничий нож тоже: ваша супруга специально посылала меня за ним. Лежит в мешке.

Когда они выезжали из лагеря, Пембертон бросил взгляд выше по хребту, на барак Гэллоуэя – один из тех немногих, что еще не перевезли на новое место. Старухи на крыльце не оказалось; она, вероятно, коротала время, сидя за столом. Пембертон улыбнулся, вспомнив услышанное накануне пророчество и то, как все они были захвачены игрой старухи. Дорога вела на север, и Гэллоуэй придерживал руль культей, пока переключал передачи. Закрыв глаза, Пембертон ждал, когда же аспирин избавит его от головной боли.

Через некоторое время «паккард» притормозил, чтобы вписаться в резкий поворот, и Пембертон приоткрыл глаза. Вокруг них сомкнулись деревья: машина въехала в Айви-Гэп – участок частной земли к востоку от парковых владений. Колеса загрохотали по дощатому мосту, и от тряски в голове вновь полыхнула боль.

– Может, купишь уже чертовы амортизаторы, – предложил Пембертон, – или просто скорость убавишь?

– Или, может, вытрясу из вашей головы все похмелье? – усмехнулся Гэллоуэй, закладывая лихой вираж, чтобы избежать глубокой лужи на дороге.