Серена

Улыбаясь, Пембертон устремил взгляд на противоположный конец стола; остальные смеялись и хлопали. От выпитого все, кто был в зале, слегка плыли у него в глазах, но почему-то не Серена. Напротив: ее черты выглядели предельно ясно, а платье переливалось живыми и яркими оттенками. «Вечнозеленая». Это слово вдруг пришло на ум Пембертону, хотя он и сам не смог бы объяснить почему. Он вспомнил о прикосновении своих губ к бледной наготе ее шеи и пожалел, что гости не покинули их уже давным-давно. Если бы сейчас здесь не сидели люди, он не стал бы дожидаться возвращения в спальню, а усадил бы Серену на стол и раздел прямо на срезе каштана. Еще секунду он колебался, прикидывая, не стоит ли привести этот план в исполнение несмотря ни на что, но побоялся вызвать у миссис Сальваторе нервный припадок.

Все подняли бокалы и выпили. Кэлхун, весь вечер пивший почти наравне с Пембертоном, утер с подбородка струйку виски и налил себе еще.

– Должна признать, – сказала миссис Кэлхун, – поведение старухи почти заставило меня поверить, что она все-таки способна видеть будущее.

– С ролью она справилась отменно, – согласился ее муж. – За все время – ни намека на улыбку!

Пембертон вытянул из кармана часы и открыл крышку циферблата, даже не пытаясь скрыть нетерпение. Стрелки часов расплывались и дрожали, как в компасе, что заставило поднести часы поближе к лицу.

– Это был прекрасный вечер, – сказал он, – но веселье пора сворачивать, если вы рассчитываете быть на станции к отходу поезда на Эшвилл.

– И все же сначала ты должен открыть свой подарок, – напомнила Серена. – Гэллоуэй может позвонить в Уэйнсвилл и попросить задержать отправление.

Она достала из-под стола длинную картонную коробку цилиндрической формы, которую вручила Пембертону. Открыв крышку, тот медленно вытащил из тубуса винтовку. Держа ее обеими руками, он выложил оружие перед собой на стол, чтобы и остальные смогли полюбоваться.

– Винчестер модели тысяча восемьсот девяносто пятого года, – пояснила Серена, – хотя этот сделан по индивидуальному заказу, что видно по породе дерева, позолоченному спусковому крючку и металлу особого сплава. И, конечно же, по орнаменту. В Скалистых горах именно с таким оружием охотятся на горных львов.

Пембертон снова взял винтовку в руки и провел ладонью по глянцевой поверхности дерева.

– Я слышал об этом ружье, – заявил он. – Именно его Рузвельт прозвал Большой Пилюлей.

– Жаль, Тедди сам не прописал себе такую, – проворчал Кэлхун.

– Да, – согласился Пембертон, нацелил винтовку в окно и нажал на спусковой крючок, а когда прозвучал лишь щелчок, изобразил разочарование. – Хотя как знать: может, сюда заявится его кузен[36] и мне выпадет шанс выстрелить?

Пембертон вручил винтовку мистеру Сальваторе, чтобы тот полюбовался ею. Подарок неспешно обошел стол; женщины сразу передавали его дальше, поддерживая ладонями снизу, как блюдо, за исключением миссис де Ман, которая, подобно мужчинам, подержала винтовку в руках, по достоинству оценивая ее вес и надежность.

– А что это за орнамент, миссис Пембертон? – повернулся к Серене Левенштейн. – Великолепно выполнен, но я не узнаю мотива.

– Ахиллов щит.

– Такое ружье отлично пригодилось бы и в Квебеке для наших бурых медведей, – заметила миссис де Ман, передавая ружье мужу.

Пембертон снова наполнил стакан, при этом плеснув немного скотча на стол. Когда винтовка вернулась к нему, он поставил ее на пол, прислонив к крышке стола.

– Сперва я убью своего горного льва, – заявил Пембертон, – а уж потом поеду за ягуарами.

– Бразилия… – задумчиво протянул Левенштейн. – Настоящее приключение для вас с женой.

– Это уж точно, – подтвердил Кэлхун. – Там лесов хватит на всю жизнь, и еще останется.

Пембертон пренебрежительно махнул рукой.

– Дайте срок, и мы с миссис Пембертон срубим все деревья не только в Бразилии, но и в целом мире.

В голове Пембертона фраза выглядела вполне удачной, но он понимал, что она слишком длинная. Гласные и согласные тянулись и цеплялись друг за дружку, подобно шестеренкам, которые никак не могут войти в сцепление, и в итоге слова безнадежно расплылись.

Кивнув жене, Сальваторе поднялся со стула:

– Пора. Наш обратный поезд в Чикаго отправляется рано утром.

Остальные гости тоже встали и, распрощавшись, потянулись наружу. Пембертон и сам попытался подняться с кресла, но ему помешал опасный крен пола и стен. Он плюхнулся обратно и, сфокусировав взгляд, увидел, что Серена по-прежнему сидит напротив, а стол между ними становится все длиннее.

– Проводить их до вагона? – спросил Пембертон. – Не уверен, что смогу.

Пристально глядя на него, жена сказала:

– Они найдут дорогу, Пембертон.

Зал медленно качался из стороны в сторону – не так сильно, как при попытке встать, но достаточно, чтобы Пембертон схватился за край стола и ощутил твердость полированного дерева под ладонями. В поисках опоры он вцепился в стол еще крепче. В тускнеющем сознании немедленно возник смутный образ, почти как во сне: он один в бушующем море, держится за деревянный обломок, а вокруг плещут волны, и в конце концов он сдается.

Глава 37