– Тебе, вероятно, не по себе, раз уж человек на три десятка лет моложе умирает так внезапно, – заметил Пембертон. – Собственно говоря, я считаю, это происшествие убедит тебя продать свою долю предприятия и вернуться в Бостон, чтобы доживать свой век в комфорте и довольстве, подальше от этих негостеприимных гор. – Он придвинул свой стул еще ближе, и теперь колени партнеров соприкасались. Пембертон чувствовал запах крема для бритья, ежемесячно присылаемого по почте из Бостона, видел небольшой порез от бритвы как раз под мочкой левого уха Уилки. – Вероятно, тебя уже посещали подобные мысли? Например, в четверг утром, под сладкие речи заезжих политиков.
Уилки упрямо глядел не на Пембертона, а на шелковый носовой платок у себя на коленях. Шишковатые пальцы теребили ткань, будто завороженные ее тонкой фактурой. До странности детский жест, и Пембертон даже задался вопросом, не поддался ли партнер натиску старческого слабоумия.
– Мы с миссис Пембертон выплатим за твою долю ровно половину того, что предлагали поборники парка.
– Половину? – недоверчиво переспросил Уилки. Возмутительность такого предложения заставила его встретить прямой взгляд Пембертона.
– Более чем достаточно, чтобы безбедно прожить оставшиеся годы. Считай это своеобразным примером отчуждения собственности.
– Но половина! – выдохнул Уилки с дрожью тревоги и гнева в голосе.
Старик смотрел мимо Пембертона – на дворнягу, сбежавшую вниз от одного из бараков. Собака припала к земле там, где недавно стояла повозка, и длинным языком вылизывала дорожную пыль, смоченную кровью Бьюкенена. Подошла еще одна беспородная шавка, обнюхала землю и тоже принялась лизать.
– Согласен, – с горечью сказал Уилки.
– Сегодня же оформим бумаги, – предложил Пембертон. – Доктор Чейни выступит как нотариус, а Кэмпбелл сможет заверить подписи в качестве свидетеля. Сегодня же вечером отправлю управляющего с бумагами в адвокатскую фирму Ковингтона. Завтра у них в конторе завершим сделку, а пока скрепим ее рукопожатием. Мы же, в конце концов, джентльмены – даже здесь, в этих богом забытых горах.
Пембертон протянул руку.
Уилки тоже поднял свою – но крайне медленно, словно держа невидимый груз. Ладонь у старика была влажная и вялая, и он не приложил ни малейшего усилия, чтобы поспорить с уверенной хваткой Пембертона.
Оставив Уилки размышлять на крыльце, Пембертон направился к своему дому и сразу вошел внутрь. Он застал жену стоящей у окна задней комнаты; она смотрела вдаль, на пни и ломаные ветви, тянущиеся на четверть мили долины, а затем поднимающиеся по склону до самого гребня горного хребта. Ее ботинки сушились в углу на газетном листе. Серые хлопчатобумажные чулки, которые она носила, тоже были сняты. В приглушенном свете ступни и лодыжки Серены сияли, как алебастровые.
Подойдя, Пембертон встал позади жены и обнял ее за талию, склонил голову ей на плечо. Серена не обернулась, но подалась назад, прижимаясь к нему. Пембертон ощутил, как изгиб ее бедер прильнул к его паху, и вспыхнувшее желание, казалось, заполнило не только все клетки его тела, но и всю комнату. Воздух в ней словно напитался небольшим, но вполне ощутимым электрическим зарядом. Свет, проникающий через окно, придавал обстановке осенние, медовые оттенки.
– Значит, дело сделано, – произнесла Серена, нащупав правую ладонь мужа и прижав ее к своему бедру.
– Да.
– А шериф?
– Что-то подозревает, но у него нет ни доказательств, ни свидетелей, чтобы опровергнуть версию с несчастным случаем.
– А как наш старший партнер? Согласился расстаться со своей долей?
Пембертон кивнул.
– Что удалось узнать о братьях и сестрах Бьюкенена?
– Первый брат – студент, второй – профессор.
– Одна новость лучше другой, – сказала Серена, глядя за окно. – Тебе придется больше времени проводить на лесопилке – первое время, во всяком случае, – но мы устроим повышение кому-то из бригадиров и наймем еще нескольких. Судя по тому, что я слышала, повседневной работой там заправляют именно руководители бригад, даже когда начальство рядом. Со временем и Кэмпбелл сможет подключиться, но сперва ему стоит заглянуть в округ Джексон, а также пройтись по участку Таунсенда…
Рука Серены скользнула на несколько дюймов ниже, вжимая мужнины пальцы в плавный изгиб бедра. Золотое обручальное колечко Серены легло на такое же кольцо на руке Пембертона. Поток электричества, который он ощутил, едва успев войти в комнату, усилился, словно соприкосновение двух золотых колец послужило проводником той энергии, что текла через Серену и вливалась прямо в него. Какая-то часть Пембертона жаждала убрать руку, чтобы поскорее увлечь жену в постель; другая же часть противилась любому движению, даже самому незначительному, которое разорвало бы касание колец и рассеяло поток электричества. Серена, похоже, ощущала ту же энергетическую связь, потому что ее рука даже не шевельнулась. Она лишь переступила, чтобы еще крепче прижаться к супругу.
– Ты ведь стрелял не в спину?
– Нет, – сказал Пембертон.
– Я знала, что ты не стал бы. Но любые опасения уже не имеют значения. Мы оставили их позади, Пембертон.