Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда

Дукельский проиграл Нувелю свои незрелые музыкальные опыты, и тот обещал показать их Дягилеву. Во время их первой встречи в дягилевской ложе импресарио не мог не оценить его шарм. Он сказал: «Надо же, какой красивый юноша! Это само по себе очень необычно. Композиторы редко прилично выглядят. Стравинский и Прокофьев никогда не получали призов за красоту. И сколько вам лет? – Двадцать, – ответил я. – Это тоже неплохо. Я не люблю молодых людей старше двадцати пяти»⁹.

Вскоре Дягилев заказал молодому композитору балет. Это был знак свыше, ведь Дукельский представлял собой начинающего композитора (его подлинный талант лежал отнюдь не в сфере симфонической музыки), но Дягилеву нужна была русская музыка, к тому же он хотел поразить публику своим нюхом на талант. В защиту Дукельского и Дягилева следует добавить, что Прокофьеву и Стравинскому тоже понравились как сам композитор, так и его музыка. В любом случае Дукельский не откладывая принялся за работу, и 28 апреля в Монте-Карло состоялась премьера балета под названием «Зефир и Флора». Декорации подготовил Жорж Брак, костюмы – Коко Шанель,[311] хореографию – его «блудный сын» Леонид Мясин, снова работавший по контракту.

В конце предыдущего сезона от Дягилева ушла Бронислава Нижинская: отчасти потому, что она решила создать собственную труппу, отчасти в силу того, что ей казалось, что Баланчин начал вытеснять ее в качестве балетмейстера. Это было настоящим ударом для Дягилева, ведь Нижинская была уникальным хореографом, способным дать импульс развитию балета, как никто другой после Фокина. В то же время она отличалась упрямством и независимостью, а эти качества Дягилев плохо переносил в женщинах. Узнав о ее уходе, свои услуги поспешил предложить Мясин. Дягилеву не оставалось ничего иного, как согласиться, главным образом потому, что он не мог целиком полагаться на неопытного Баланчина. Однако своим мнением о Мясине он поделился с Дукельским: «У Леонида нет ни души, ни сердца, ни вкуса, и единственное, что его интересует, – это деньги»¹⁰.

Публика хорошо приняла «Зефира и Флору», но это был очередной легковесный, хотя и добротный продукт дягилевской фабрики, которому судьба готовила большой успех и скорое забвение. Самой примечательной в этом балете являлась его тема, переработанная в либретто Борисом Кохно. «Зефир и Флора» представлял собой попытку создать балет по образцу тех, что ставили крепостные в русских поместьях, иными словами, скрытую ностальгическую оду разрушенной империи. Балет под названием «Зефир и Флора» когда-то уже шел в России в хореографии легендарного Шарля Дидло[312] на музыку Катерино Кавоса,[313] деда Александра Бенуа.[314] Дягилев рассказал Дукельскому, что раньше его предки имели собственный крепостной театр. Это было неправдой лишь отчасти: у самих Дягилевых крепостного театра никогда не было, но он был у предков его мачехи. Итак, масса исторических и личных ассоциаций, которыми был нагружен «Зефир», наверняка прошла мимо ушей публики в Монако, ведь ее в первую очередь интересовали новые идеи костюмов от Шанель.

Следующей крупной премьерой года стали «Матросы» на музыку Жоржа Орика с декорациями Педро Пруны. Готовя этот спектакль с веселыми матросами, танцующими под зажигательную, чуть ли не эстрадную музыку Орика, надеялись на успех, равный успеху «Синего поезда». Балет принимали всюду на ура, особенно в Лондоне, где с тех пор его стали повторять каждый год.

Ведущие партии в обоих балетах исполнял новый возлюбленный Дягилева Сергей Лифарь. Лифарь бросился в ноги Дягилеву, и тот принял его под свою опеку. Лифарь не был таким уникальным танцовщиком, как Нижинский. Когда он только что вошел в труппу, то смотрелся несколько угловато, но это был способный ученик. Ему не хватало тонкости и ума Мясина на сцене, но эти недостатки он возмещал своеобразной патетикой и апломбом. Дягилев отправил Лифаря в Милан учиться технике у Чеккетти и надеялся, что он повысит в Италии свой культурный уровень. В письме Лифарю Дягилев пишет: