Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда

Дягилев хотел, чтобы автором либретто стал советский писатель Илья Эренбург, который был в Советском Союзе в большом фаворе. Он обратился к Эренбургу, очевидно, с тем, чтобы не говорили, что большевистский балет в Монако ставят люди, которые, как Дягилев, уже больше десяти лет не были в России. Но, вероятно, повлияли и теплые взаимоотношения Эренбурга с правительством. Прокофьев предложил Дягилеву привлечь Эренбурга в качестве консультанта. Но тот запросил круглую сумму в 5 тысяч франков. Дягилев пришел в ярость и отказался от его услуг. В итоге либретто совместными усилиями составили Прокофьев и Георгий Якулов. Этого художника уже на начальном этапе привлекли для оформления спектакля. Теперь Прокофьев мог приниматься за музыку. Очень быстро подыскали фон: им служила новая фабрика, с кордебалетом, изображавшим рабочих и работниц.

С самого начала разгорелась жаркая дискуссия по поводу темы балета и его политической окраски. Балет на большевистскую тему вряд ли пришелся бы по вкусу русским эмигрантам во Франции. Корибут и Нувель всячески отговаривали Дягилева от его плана, опасаясь, что «Дягилев отпугнет от себя всю эмиграцию и расположенные к нему иностранные аристократические круги»¹³. Даже Прокофьев, который в целом положительно относился к Советскому Союзу, говорил, что балет не должен превратиться в «апофеоз большевизму»¹⁴. Прокофьев заработал свои основные средства во время гастролей в Соединенных Штатах, поэтому он тоже должен был вести себя политически осмотрительно. Помимо ожидаемой критики со стороны Европы и Америки, приходилось считаться с возможной негативной реакцией со стороны Советского Союза. Нетрудно было представить себе, что новость о намерении группки эмигрантов дворянского происхождения поставить балет на тему индустриализации в большевистской России окажется не по нутру убежденным коммунистам. Дягилев вел длительные переговоры с советским послом в Лондоне Христианом Раковским, а также с послом СССР в Италии Платоном Керженцевым¹⁵. Главное, что он хотел донести до обоих, заключалось в следующей фразе: «К политике мы не имеем отношения», словно балет с подобным сюжетом не говорил сам за себя. Чтобы избежать критики со стороны Советского Союза, Дягилев хотел привлечь какого-нибудь видного деятеля искусств из Советского Союза, пусть даже не Эренбурга, а кого-то еще. Но об этом можно было поразмыслить и позже. Пока решили, что Прокофьев с Якуловым придумают либретто, потом Прокофьев примется за музыку. К 16 августа 1925 года была договоренность по основным пунктам:

«Мне кажется, что мы выдумали как раз то, что нужно: аполитично, характерно для эпохи (любовь на фабрике), партии героев выдвинуты, как Вы хотели, и наконец, чтобы в заключение вся фабрика, до молотков включительно, была приведена в движение, как аккомпанемент к танцу двух главных лиц»¹⁶.

Г. Якулов. Рисунок В. Маяковского

Крайняя предусмотрительность Дягилева, а также энергия, с которой он искал авторитетных людей из сферы искусства в Советском Союзе, не говоря уже о его общении с послами, говорят о большом значении, которое он придавал реакции на этот балет в России. Несомненно, определенную роль играла и его надежда на возможное возвращение. Такой возможности он не исключал и был очень внимателен ко всему, что касалось его статуса в СССР. Предварительное рабочее название «Урсиньоль», составленное из аббревиатуры URSS и французского слова «guignol» – «петрушка», в дальнейшем показалось не слишком политкорректным и было заменено¹⁷.

Прокофьев работал над музыкой балета и вскоре заявил, что «довольно много сочинил музыки, русской, часто залихватской, почти все время диатоничной, на белых клавишах. Словом, белая музыка к красному балету»¹⁸. 7 октября Прокофьев исполнил написанное для Дягилева и Нувеля и в целом получил одобрение. Дягилев одобрил девять из двенадцати частей. 16 октября Прокофьев снова играл, очевидно новую редакцию, дома у Коко Шанель в присутствии Кохно, Ларионова и Якулова¹⁹. Вначале Дягилев хотел просить Баланчина сделать хореографию балета, но потом от этой мысли отказался. В конце октября Прокофьев уехал в длительные гастроли по Швеции, Нидерландам и Соединенным Штатам, и работа над балетом на значительное время приостановилась, хотя, согласно договоренности, премьера «Урсиньоля» должна была состояться весной или летом 1926 года.

Когда Прокофьев уезжал из Парижа, труппа в очередной раз выступала в Лондоне, а затем, с 21 декабря по 6 января, – в Берлине. Приехал Гарри Кесслер, и вместе с Дягилевым, Кохно, Нувелем, Лифарем и Максом Рейнхардтом они отметили окончание сезона торжественным ужином.