Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда

Осенью, а может быть, еще летом Сергею сообщили об исчезновении его брата. Кто рассказал ему об этом, неизвестно; нет никаких сведений и о том, как он на это реагировал. Конечно, Дягилев уже много лет не общался с братом, но тем не менее это известие не могло его не испугать. Оно означало, что у него самого нет будущего в Советском Союзе и что не приходится надеяться на то, что когда-нибудь он сможет спокойно вернуться. Примерно в 1927 или в 1928 году в Центральную Азию сослали его брата Юрия. Но не похоже, что Дягилев что-либо знал о его исчезновении⁴⁸.

Несмотря на то что Дягилев, по своему обыкновению, скрывал свои семейные неприятности от окружающих, на этот раз он принял решение обратиться за помощью к посторонним, чтобы узнать хоть что-то о судьбе брата.

XXVII «Блудный сын», Венецианская лагуна и смерть 1928–1929

Дягилев выждал некоторое время, прежде чем предпринимать серьезные меры и пытаться узнать хоть что-то о своем брате. В начале осени, когда стало ясно, что исчезновение Валентина не было временным, Дягилев связался с Филиппом Бертло, генеральным секретарем Министерства иностранных дел Франции. Бертло уже много лет находился на дипломатической службе и благодаря своему богатому опыту, возможно, обладал даже большим влиянием, чем сам министр иностранных дел, и являлся архитектором французской внешней политики в послевоенный период. Он был также известен в артистических кругах и дружил с Полем Клоделем и Жаном Жироду, а с Дягилевым был связан благодаря близкой дружбе с Мисией Серт.

Бертло серьезно отнесся к просьбе Дягилева и поручил французскому послу в Москве (в 1924 году Франция установила дипломатические отношения с Советским Союзом) обратиться к заместителю наркома иностранных дел Советского Союза Максиму Литвинову. Бертло использовал все преимущества своего служебного положения для получения информации непосредственно в самых высоких инстанциях, употребляя при этом такие слова, которые на языке дипломатии означали, что Франция относится к данному вопросу предельно серьезно.

Посол Франции в Москве Жан Эрбетт после своего визита к Литвинову сообщил следующее:

«В разговоре с господином Литвиновым я упомянул, какой популярностью и симпатией пользуется господин Сергей Дягилев во Франции и какой печальный эффект могут вызвать меры, направленные против его брата. Я настаивал на вмешательстве господина Литвинова и не преминул заметить, что шумиха вокруг Валентина Дягилева и его супруги уже привлекла Ваше внимание. Господин Литвинов не смог мне ничего пообещать, так как, по его словам, ГПУ не обязано предоставлять информацию о советских гражданах, даже по запросу Комиссариата иностранных дел. Однако я не сомневаюсь, что господин Литвинов, не взявший на себя никаких обязательств, приложит все усилия, чтобы за рубежом не сложилось неблагоприятного образа [страны], кроме того, я напомнил ему о нашем вчерашнем разговоре»¹.

Впрочем, оптимизм Эрбетта был преждевременным. Через девять дней он получил ответ Литвинова и написал об этом Бертло: «[Литвинов] навел справки, однако у ГПУ нет никаких записей об аресте господина Валентина Дягилева и его супруги. […] Господин Литвинов просит меня сообщить ему, где и когда это могло произойти»².

Копии обоих писем, переписанные Борисом Кохно, были переданы в архив Дягилева, их оригиналы остались у Бертло. Никаких иных документов об этом у Дягилева не сохранилось. Это не значит, что он забыл о своем брате, и, как мы увидим далее, существует несколько свидетельств, указывающих на то, что Дягилев не оставлял попыток помочь семье Валентина.

Поддержка и вмешательство Бертло не принесли никаких результатов: власти продолжали отрицать факт ареста Валентина и отказывались предоставить какую-либо информацию об этом. Все это подтверждало, что в Советском Союзе существовали политические силы, на которые невозможно было повлиять. И должно быть, Дягилев впервые по-настоящему убедился в том, что он больше не мог вернуться на родину.