За неделю до начала Сезона в Театре Елисейских Полей дягилевские танцовщики прибыли в Париж. Нижинская между тем завершала постановку «Голубого экспресса». Кокто, увидев, что было уже сделано хореографом, пришёл в неописуемый ужас. Он жаловался Дягилеву, что Нижинская извратила его замысел, всё вывернула наизнанку. А во время репетиций, по словам Кохно, он бесцеремонно вмешивался, часто прерывал их высокомерным тоном и менял пантомимными сценами танцы. Нижинская до последнего момента, перед самой премьерой, давала указания артистам, которые уже не знали, кому подчиняться — хореографу или либреттисту. Дягилев в итоге принял сторону Кокто. «Голубой экспресс» доставил Нижинской много неприятностей.
Жанр постановки как будто умышленно вводил в заблуждение и был обозначен очень странно — «танцевальная оперетта», хотя в партитуре Мийо ни вокальных партий, ни разговорных сцен совсем не было. Никакого расширения жанровых границ при этом не наблюдалось. По определению Прокофьева, бывшего 20 июня на премьере, музыка «Голубого экспресса» есть «преднамеренная попытка написать вульгарность и оркестровать её в вульгарном стиле».
В оформлении спектакля принимали участие три художника: Анри Лоран создал архитектурные декорации пляжа, Габриэль Шанель — пляжные и спортивные костюмы (которые были одной из приманок балета и мгновенно вошли в моду), а по гуаши Пикассо «Женщины, бегущие по пляжу» князем Шервашидзе был выполнен сценический занавес. Пикассо не ожидал такой точности исполнения монументального варианта своей небольшой работы и сразу же написал на занавесе: «Посвящается Дягилеву», — поставив дату и подпись. Злейшим критиком занавеса Пикассо выступил в частном письме Сомов: «…две огромные бабы с руками, как ноги, и с ногами, как у слона, с выпученными треугольными титьками, в белых хламидах пляшут какой-то дикий танец. Кирпичные тела на синем фоне. Гадость!»
Хореографию Нижинской в «Голубом экспрессе» Григорьев назвал изобретательной и вполне удачной. В основном она была построена на спортивных движениях и акробатике. Сама Нижинская танцевала Чемпионку по теннису. Среди персонажей балета был Игрок в гольф (Войциковский) в спортивных бриджах, как у принца Уэльского. Роль Красавчика с особым успехом исполнял Долин, спортивность которого всячески обыгрывалась. «Он ходил на руках, становился на голову, делал сальто, не щадя себя, падал, перекувыркивался на колени, снова подымался на ступни и снова с грохотом падал, — свидетельствовал Лифарь. — Всё это Долин проделывал с такой ловкостью и с таким молодым задором, что ему единодушно-радостно аплодировали». По мнению Сомова, «искуснейший и грациозный» Долин здесь «сильный акробат скорее, чем танцовщик». В общем, «Русские балеты» именно этим спектаклем попали в самое яблочко, ведь Сезон в Театре Елисейских Полей был посвящён VIII Олимпийским играм в Париже.
Ближе к концу Сезона Нувель представил Дягилеву двадцатилетнего композитора Владимира Дукельского, эмигрировавшего из России во время Гражданской войны. Дукельский около трёх лет прожил в США, где завершил своё первое крупное сочинение — фортепианный концерт, начатый в Киеве. Теперь же по совету пианиста Артура Рубинштейна он приехал искать удачи в Старый Свет. Он уже был знаком с Петром Сувчинским и Прокофьевым, который назвал его (в дневнике) «противным мальчишкой», но концерт похвалил, обнаружив в услышанной музыке какую-то долю своего влияния. Ну а Дягилев произвёл на Дукельского неизгладимо яркое впечатление, зафиксированное в мемуарной книге «Парижский паспорт»: «Поначалу он напомнил мне римского императора времён упадка империи, или, может быть, Чингисхана, или скифа-варвара — и только потом я понял, кем же он был на самом деле: русским
— Серёжа, вот Владимир Дукельский — молодой композитор, о котором я тебе говорил, — важно промолвил Валечка, наверное, вспомнив, как лет десять назад, в Лондоне он точно так же представлял Дягилеву молодого Прокофьева.
— Надо же, какой симпатичный мальчик. Что само по себе совсем необычно. Композиторы редко выглядят хорошо. Ни Стравинскому, ни Прокофьеву конкурса красоты никогда не выиграть. А сколько же вам лет?.. Не люблю молодых людей после двадцати пяти — они утрачивают подростковый шарм и спят со всякой бабой, которая им кивнёт… Впрочем, если у вас плохая музыка, я всегда могу нанять вас танцором.