В столице Британии Дягилев время от времени продолжал общаться с внучкой Пушкина, которая, как он заметил, «по-русски и о России почти совсем не говорила», но «это не мешало графине де Торби сохранить совершенно русскую барскую прелесть уже не существующих поколений». «Однажды в Лондоне, в начале лета 1927 года, после завтрака у графини де Торби, зашла речь о бумагах и вещах, оставшихся после Пушкина», — вспоминал Дягилев. Графиня сказала, что у неё есть письма её деда, и приказала принести «секретную» коробку. «В этом старинном ларце я нашёл одиннадцать писем Александра Сергеевича и письмо И. С. Тургенева, — продолжал он. — Письма эти были на французском языке…» Графиня не могла расстаться с ними «до смерти» из-за обещания, данного ею своей матери Наталье Александровне, младшей дочери поэта. «Я могу их вам завещать, если хотите», — сказала графиня Дягилеву, который отказался от этого «милого» предложения. «Через несколько дней, однако, она попросила меня выбрать одно из писем, которое меня наиболее интересует, — сообщал Дягилев, — и подарила его мне, несмотря на мои робкие протесты». (Это было письмо Пушкина тёще, Н. И. Гончаровой, от 26 июня 1831 года из Царского Села.) 14 сентября 1927 года графиня де Торби неожиданно скончается. Хранителем десяти писем поэта своей невесте, датированных 1830 годом, станет её супруг, овдовевший великий князь Михаил Михайлович, который уже в июле 1928 года уступит эти реликвии Дягилеву. Вскоре у нас ещё будет повод вспомнить об этом.
Ну а пока Сезон в лондонском Театре принца Уэльского шёл своим чередом. «Кошку» дали на второй день после открытия гастролей и, по словам Григорьева, её «приняли не хуже, чем в Париже». Никитина, «приёмная дочь» лорда Ротермира, вновь танцевала в этом балете вместо Спесивцевой. По-прежнему жалуясь на боль в ноге, капризная прима-балерина в Лондон не поехала. «Она сегодня упражнялась, но нога болела, и она не могла стоять даже на полупальцах. [Доктор] Далимье уверяет, что если даже и будет боль вначале, то это ничего не значит и со временем пройдёт, — сообщал Дягилеву заботливый Нувель из Парижа 28 июня. — Но она сама очень волнуется и беспокоится. В конце недели увидит, когда она сможет выступить». Дягилев очень надеялся, что Спесивцева вскоре присоединится к его труппе в Лондоне. Но сочтя себя здоровой только к началу осени, она вернётся не в «Русские балеты», а в труппу Парижской оперы, снова подписав контракт с Руше, к немалому огорчению Дягилева.
Одним из главных событий этого Сезона стал спектакль под названием «Галá Стравинского», состоявшийся 27 июня. Стравинский сам дирижировал «Петрушкой», «Пульчинеллой» и «Жар-птицей». («Между прочим, — заметил в скобках Григорьев, — к ужасу танцовщиков, которые никогда не знали, какой темп он задаст дальше».) По-видимому, в тот вечер давала о себе знать импульсивная натура композитора. Когда кто-то его спросил, что он будет теперь сочинять, Стравинский иронично ответил: «Во всяком случае, не музыку с молотками». Прокофьев сразу уловил: «Камешек в огород «Стального скока». Премьеру этого балета Дягилев всё же дал 4 июля, несмотря на то что Прокофьев струсил, полагая, что в Англии его музыку не любят, и советовал не везти «Стальной скок» в Лондон. По словам Лифаря, когда занавес по окончании балета опустился, в зале стояла гробовая тишина: «Взоры всего театра обращены в сторону ложи герцога Коннаутского, и никто не решается выразить своего отношения к новому балету. Дягилев нервно, испуганно бледнеет — провал? Наконец маленький сухощавый старик встаёт, подходит к барьеру ложи <…> и начинает аплодировать — и, точно по данному сигналу, весь зал неистово аплодирует и кричит «браво». Честь «Русского балета» была спасена герцогом Коннаутским, и успех «Стального скока» в следующих спектаклях был обеспечен». Тем не менее реакция британской критики была определённо двойственной. До Прокофьева, который в Лондон не приехал, дошли слухи, что его музыку назвали «шумной дурью». А у Стравинского появилась ещё одна возможность высказать о своём конкуренте неизменное за последние годы мнение: «Прокофьев талантлив, но дикарь». Однако Дягилев в интервью лондонской газете «Обсервер» накануне премьеры заявил, что «Стальной скок» после «Свадебки» является самым значительным из представленных им балетов.
Сезон в Лондоне прошёл отлично. Дягилев организовал два «королевских» гала-концерта: один в честь старого друга «Русских балетов» Альфонсо XIII, а другой — в честь короля Египта Ахмеда Фуада I. Лорд Ротермир был доволен, когда в торжественной обстановке ему преподнесли программы балетных спектаклей в сафьяновом переплёте, под аплодисменты всей труппы, и когда Дягилев в очередной раз сполна выплатил гарантийную сумму.