Нет с<мертного> у<ма>, способного выразить мои рассогласованные верования, <происходящие от> материального тела.
Я — доказательство мышления бессмертного Ума.
СПркфв».
Второй документ исключительно важен как воплощение мыслей, владевших сознанием Прокофьева сразу по окончании им балета «Ромео и Джульетта». Вероятно,
Вот формулировки самого Прокофьева:
«Влечение
1 н<оя>б<ря> 1935
Идея Любви отражает качества любви и испытывает естественное влечение к другой идее Любви.
Единственная Причина всех последствий (идей) и производит способность дружественного понимания между этими идеями.
Жизнь есть влечение (без влечения нет жизни); чем сильнее мы манифестируем влечение, тем полнее мы выражаем жизнь.
Всякая идея Духа обладает врождённой способностью к немедленному отклику, когда она произносится на языке Духа.
Мы представляем <собой> индивидуальные идеи одной большой Души, и у этих идей есть способность привлекать друг друга.
Бог добр, и Бог есть Ум, который в совершенстве своём может видеть только совершенные вещи; я же, будучи отражением Ума, не могу видеть никаких отрицательных качеств в другом отражении, ибо в противном случае я не буду отражать Ума, буду безумен, нереален.
Будучи выражением правды, я могу видеть в ближнем своём только его правдивые качества, которые всегда прекрасны.
Сила
5 н<оя>б<ря>
Дух есть крепость, всякая реальная сила духовна.
Сперва ищи царствия Духа, и только потом ты поймёшь, что такое реальная сила.
Есть лишь одно тело, и оно духовно, то есть наполнено силой: силой циркуляции, силой нервов, силой каждой его нормально функционирующей части.
Нет правды в слабости, которая только пытается скрыть реальную силу, всегда сущую и никогда не убывающую.
Постоянная деятельность Жизни есть на деле сила, манифестирующая себя в деятельности.
Божественная причина, производящая все известные нам последствия, есть манифестация божественной силы, божественной энергии, которую мы целиком отражаем в каждом нашем действии и способности.
Мы манифестируем крепость, энергию, силу точно таким же образом, каким мы манифестируем другие данные Богом качества — любовь, честность, мудрость».
В заключение приведу суждение старшего сына композитора Святослава Сергеевича, которого Прокофьев и Лина Ивановна брали мальчиком на собрания парижской общины
Собственно, в полном составе семья Прокофьевых — Сергей, Лина, Святослав и Олег — собралась в СССР только в августе 1935 года. До того композитор жил, как он выражался, «на даче Большого театра», — в превращённом в музей и дом отдыха приокском имении художника Василия Поленова, — один. Важно было само решение привезти на родину детей, прежде здесь не бывавших, присмотреться, хорошо ли им, уже подросшим, будет в России.
В имении Прокофьеву, в знак уважения, отвели целый домик — прежде баню, поставили там рояль. 13 июля 1935 года он писал Лине Ивановне в Париж: «Что касается Поленова, то это, конечно, замечательный уголок. Баню вычистили, выбелили, отмеблировали, балкон застеклили. Для работы условия идеальные: тишина и спокойствие абсолютные, а если хочется общества, то в трёхстах шагах можно найти толпы. Но есть и «но», которое ты ощутишь острее, чем я. Во-первых, кормят совсем не так хорошо, как я думал… — Прокофьев, мы помним, был настоящим гурманом. — Во-вторых, та всеобщая гувернантка, которую так хвалили, не приехала в этом году; детей много, но общего управления над ними нет. Я говорил с Поленовыми: бабушка по-прежнему готова заботиться о наших сыновьях, наблюдать за ними, гулять и заниматься с ними по-русски, а во время отъездов мы сможем сдать их ей на хранение».