Сергей Прокофьев

Летом 1942 года к Прокофьеву обратился Израиль Нестьев. Сообщая, что выпуск задержанной из-за начавшейся войны книги о композиторе он откладывает на послевоенное время, Нестьев запрашивал сведений о новых сочинениях Прокофьева, завершённых с момента, когда рукопись книги о нём была сдана в набор. 18 июля Прокофьев ответил пространнейшим письмом из Алма-Аты с подробными характеристиками опусов 86–92 (от «Обручения в монастыре» до Второго квартета для струнных). О подготовленной же к печати монографии недоумевал: «Но зачем же откладывать выпуск Вашей книги до послевоенного времени? Недавно вышла книга <Иконникова?> о Мясковском. Может, и Вам стоит драться за то, чтобы готовый материал увидел свет». В ответ Нестьев сообщал о возможности выпустить монографию сначала в США, а потом уже и в СССР и просил передать Эйзенштейну просьбу о предисловии. Прокофьев 18 октября известил Нестьева о согласии Эйзенштейна взяться за предисловие. Однако очерк «П-Р-К-Ф-В», начатый в ноябре 1942 года в Алма-Ате, был завершён кинорежиссёром только через два года в Москве. Относительно же американского издания Прокофьев высказывался так: «Очень хорошо, если Ваша книга выйдет в Америке. Каковы мои мысли об американской редакции? Я думаю так: основные причины издания этой книги в США лежат по линии культурного сближения США и СССР. Поэтому, независимо от того, верна или не верна тенденция Вашего русского издания показать, что моя музыка захирела в Европе и Америке и воскресла в СССР, её лучше затушевать, т<ак> к<ак> в противном случае это может вызвать некоторое раздражение у американского читателя, и издание книги не достигнет цели». Книга, в конце концов, увидела свет именно в США, в издательстве Альфреда А. Кнопфа, сразу после войны, уже после того как Нестьев защитил давно подготовленную и основанную на русском оригинале книги диссертацию. Пока же он сам отбыл в действующую армию.

1 мая 1942 года Сталин как Верховный главнокомандующий издал приказ, призывающий к тому, «чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев». Было ясно, что к наступлению — на южном направлении — готовятся обе стороны, но первой 12 мая его начала Красная армия. Целью было окружить гитлеровские армии у Азовского моря и уничтожить их, открыв дорогу на Донбасс и в Крым, где в руках Красной армии оставалась крупнейшая военно-морская крепость Севастополь.

Прокофьев и Мира отбыли в Среднюю Азию, когда сведения с фронта приходили самые оптимистичные. 17 мая Красная армия достигла окраин Харькова и, хотя официальные сводки об этом умалчивали, фактически вошла в город. Население радовалось освобождению, но вскоре ситуация резко переменилась. В тот же день немцы ударили с флангов и начали, будучи сами под угрозой окружения, отсекать и окружать наступающие части Красной армии. Несмотря на просьбы советских военачальников, Сталин, непобедимый в политических интригах, но как военный стратег никуда не годившийся, отказывался прекратить наступление ещё целых 11 дней, пока массы наступавших войск и бронетехники не оказались полностью отрезаны и не началось чудовищное их изничтожение. Потери РККА исчислялись сотнями тысяч, из южного котла вырвалось не более одной десятой окружённых войск. Именно тогда Мясковский, прекрасно понимавший, что происходящее значило, записал в своём дневнике, что сведения с фронта «малоутешительные», но «наше поражение просто неестественно». Ситуация стала оборачиваться самой настоящей военной катастрофой. 2 июля 1942 года немцы вошли в Севастополь, а 24 июля пал Ростов-на-Дону, всегда считавшийся ключом к Северному Кавказу. В Ростове оккупационные власти уже через неделю отправили военнопленных рыть ямы на окраине города, а ещё через несколько дней расстреляли у них 30 тысяч мирного населения и всех, кто рыл ямы, — одну десятую тогдашнего населения города. Сцена массовой казни в «Партизанах в степях Украины», музыку к которой сочинял в Алма-Ате Прокофьев, была кошмарной реальностью лета 1942 года для многих больших и малых городов юга России.

Война приобретала истребительный характер. Она шла теперь именно в бескрайних степях, где естественными преградами оставались только русла Дона и Волги, где никакого стабильного фронта и создать было невозможно и где изнуряющая летняя жара сменялась к зиме жесточайшими морозами. Фантастический, эпической мощи простор, поражающий воображение всякого, кто там окажется, стал местом одной из жесточайших битв в истории. Выдающийся немецкий поэт Йоханнес Бобровский, молодым человеком по мобилизации оказавшийся в составе частей вермахта, пришедших в донские и волжские степи, вспоминал в одном из стихотворений о дыхании Гильгамеша, повеявшем на него в тот момент, когда он увидел встреченного — в русских степях, где он меньше всего ожидал этого, — калмыцкого верблюда.