Серое братство

— Твоя душа слаба, — кивнул Поэт. — Ты должен закалиться. Многие наши братья одевают сердце в броню, когда собственными глазами видят смерть и страдания тех, кого должны были защитить, но не смогли.

— Это ненависть, Поэт.

— Это отчаяние и бессилие. Ненависть не помогает нам в служении Долгу. Егерь уничтожает своими руками того, кто нарушит законы Братства.

— Кому же вы служите?

— Себе. Только себе. Но иногда приходится идти на службу к тем, кто нуждается в нас. Сейчас это Дом Лоран. Из двух зол, что столкнулись лбами на Континенте, это — самое меньшее. Но мы и в этой ситуации играем только на себя.

— Я хочу знать законы Братства.

— Ты еще не наш брат. Посвящение будет нескоро. Если ты, конечно, не передумаешь. Или если доживешь до того времени.

— Служба герцогу Линду противоречит вашим принципам?

— Сложно сказать. Рядовой воин не сможет ответить. За нас решает Сход Братства. Лишь на нем ответственность за дальнейшую судьбу Ордена. Ошибаться нельзя… Гай, ты еще кусок сырой глины в руках опытного гончара. Твои глаза выдают чувства, а по лицу читается все, что ты хочешь сказать.

Буду считать, что Поэт меня убедил. Убедил в том, что лучше лишний раз промолчать, оставаясь при своем мнении, и это мнение не высказывать, кому бы то ни было. С этого момента я не буду шевелить губами, запрячу свои чувства глубоко-глубоко, а глаза мои будут блестеть как сталь клинка, и по ним никто не прочитает то, что хочет узнать. Это сложно. Но я таким стану.

На закате за нами пришли солдаты. Генерал Моран уже ждал нас.

****

К его чести, долго он нас не мучил, в противовес доблестному капитану, схватившему несчастных вагантов на дороге. Он выслушал нас, четко по-военному приказал солдатам снабдить нас провиантом, даже хотел дать лошадей, но Поэт вежливо отказался.

— С лошадьми мы уже не ваганты, — сказал он, улыбаясь. — Из-за этого можно нарваться на неприятности. Среди патриканцев встречается много любопытных и недоверчивых. Мы уж ножками.

— Не приближайтесь к мосту, — предупредил Моран, потирая косой рубец вдоль щеки. — Лучше бродами. Вниз по течению меньше суеты. А если хорошо спрятаться — есть все шансы доползти до Ленты.

Генерал был из той породы людей, которые бескорыстно и не задумываясь о личной выгоде, делают добро. Моран не стал нудно выспрашивать о причинах, побудивших нас лезть в осиное гнездо, да еще накануне большой битвы. Но Поэт поинтересовался:

— Почему вы отпускаете довольно странную парочку?

— Вы не представляете для меня какой-либо ценности. Я людей насквозь вижу, — слегка усмехнулся Моран, но его глаза умело прятали то, о чем нам знать не положено.

— Спасибо, генерал, — кивнул Поэт. — Постарайтесь напинать патриканцам, чтобы они поняли, что здесь есть хорошие воины.

— С нашим отношением к этой кампании я вряд ли смогу совершить что-нибудь полезное, — откровенно признался генерал и снова усмехнулся. — Ваш Кодр — забавный малый. Я и не подозревал у него о наличии других талантов кроме писарских.

— Что значит: «ваш», генерал? — вопросительно улыбнулся Поэт.

— Ну, господа! — Моран загадочно подмигнул нам и развел руками. — Пусть между нами останется хотя бы чуточку тайн.

— Понятно, — Поэт сразу заторопился. — Мы не прощаемся, генерал. Пошли, Гай.

И мы пошли к Ленте, куда Поэта тянуло, как кота к сметане. Мы сошли с дороги и стали пробираться перелесками и заброшенными деревнями к реке. Все время Поэт молчал, и даже мои попытки выяснить причину странного на мой взгляд поступка генерала Морана, не привели к должному результату. Напарник молчал.

Изредка нам попадались разрозненные группы оборванных солдат, бредущих по полям с пустыми руками. Их жалкий вид натолкнул меня на мысль, что дело очень худо, если солдаты ночью покидают позиции. На раненных они не похожи. Дезертиры. Доминик забыл о своей пастве.

Мы нырнули в небольшой овражек, и, пройдя около лиги, наконец, вышли к реке. Тунс в этом месте заметно убыстрял бег своих черно-маслянистых вод, но Поэт удовлетворенно кивнул головой. Мы даже не стали сооружать плот, и вплавь перебрались на другой берег, хотя течение снесло нас порядочно. Ночной воздух пробирал до дрожи наши тела, облепленные мокрой одеждой, и, чтобы согреться, мы почти бегом бросились по высокой траве к видневшимся вдали башням Ленты. Достигли мы города в предрассветном тумане.

Картина разрушений впечатляла. Под полуобвалившимися городскими стенами сотнями валялись тела убитых. Вперемешку. Солдаты-патриканцы и солдаты Алой Розы, ополченцы и лошади. Друг на друге, схватившись в последней для них бойне. Меньше всех повезло нашим парням. Мало того, что их хоронили в последнюю очередь, так еще и без должного почтения стаскивали крючьями в одну большую яму. Пользуясь суматохой, царившей на поле боя, мы шмыгнули в разлом стены и оказались в городе.