Серые камни

В отношении отца Торм ощущал двойственность чувств. С одной стороны презирал и стыдился его предательства, с другой не мог не оплакивать кончину. Дин-Солт прекрасно понимал юношу. И на одном из привалов, еще до появления в Бьене, подсел к нему и обнял за плечи:

— Грустишь? — спросил советник.

— Нет, — не слишком уверено ответил Дин-Орис.

— Опасаешься показать свою скорбь? Думаешь, мы можем посчитать это за признак твоего сомнения в верности выбранного пути? Или же полагаешь, что мы осудим тебя за то, что в душе ты оплакиваешь своего отца?

Торм вскинул голову и посмотрел на Ордмана. Тот встрепал волосы парню и перевел взгляд в огонь. Солт помолчал немного, подбирая слова, затем крепче сжал плечо юного риора и заговорил:

— Он подарил тебе жизнь, воспитывал, обучал. До определенного времени твой отец был для тебя центром мира, не так ли? — Тормин кивнул и невольно шмыгнул носом, а Солт продолжил: — Ты ждал его похвалы, старался стать гордостью рода Орис. Он радовался твоим успехам, и ты радовался вместе с ним. И именно этого человека оплакивает твоя душа. Не того, кто хладнокровно убивал своих собратьев в угоду горцу за его посулы, а того, кто вел тебя маленьким за руку. Как же можно осудить тебя за твою скорбь? Ты имеешь на нее право.

Но однажды твой отец свернул с прямого пути, и это был его выбор, за который ты не в ответе. Ты сам решаешь, по какому пути идти, за кем следовать. Единственный твой указатель — это твоя честь, и единственный настоящий палач — совесть. Потому никто не посмеет тебя осудить ни за твою скорбь, ни за твой выбор, который развел вас с отцом по разные стороны и вынудил поднять оружии друг против друга.

— Он почти убил меня, — тихо произнес Торм. — И я хотел его убить, я тогда совсем не помнил того, кто вел меня за руку. А сейчас постоянно думаю о нем…

— Ты жалеешь, что не встал на его сторону?

— Нет! — возмущение юноши было искренним. — Я ни мгновения не сомневаюсь в том, что сделал верный выбор. Я не предатель! Но… он был моим отцом.

— И потому ты не должен опасаться насмешек и стыдиться своего горя. Чистое сердце угодно Богам. Если они послали тебе слезы, значит, ты должен их выплакать. Не бойся осуждения, мы все были там и все видели. И я вновь говорю тебе, Тормин Дин-Орис, для меня было честью познакомиться с тобой и сражаться бок о бок. Более честного и благородного сердца я не встречал.

Советник несильно тряхнул юношу и поднялся на ноги, не желая сидеть над душой дольше, чем того требовало то, что он хотел сказать. Орис проводил взглядом высокородного риора. После окликнул:

— Риор советник!

— Да? — Солт обернулся и вопросительно посмотрел на юношу.

— Для меня тоже было честью знакомство с вами. И спасибо. За то, что не дали умереть, и за то, что сейчас сказали. Я вас понял.

Ордман кивнул с улыбкой. Тормин поднялся со своего места и исчез за деревьями. Астин Дин-Мэйс хотел направиться за ним, но Эрних Дин-Вернис удержал его и отрицательно покачал головой. Они не видели Ориса почти до самого утра. Уже хотели идти искать его, но парень пришел сам. Он лег на свое место, закутался в плащ и уже не покидал их маленького стана. Только сильное сопение, периодическое шмыганье носом да красные глаза, которые увидели, когда рассвело, выдало Тормина. Но за эти слезы его никто не осудил и не посмеялся. И мрачное настроение паренька пошло на спад. Теперь он был более расслаблен и открыт в разговорах с приятелями, и советник даже почувствовал облегчение. Юноша ему нравился. Впрочем, ему нравились все четверо, но к Тормину Солт относился особенно тепло. Наверное, тому причиной стало его искренне возмущение предательством отца и такое же истовое желание доказать собственную верность лиори. И его сдерживаемые слезы тронули сурового риора. Чистая душа угодна Богам…

— Что это, риор советник? — послышался голос Дин-Конта, отвлекая Дин-Солта от размышлений.

Ордман обернулся, увидел, куда указывает Лерс, и ответил:

— Шпили Тангорской крепости. Там содержат тех, кто приговорен к пожизненному заключению. Мы уже почти на месте. Скоро мы съедем с каменной дороги.

Юные риоры кивнули и вновь стали сосредоточенными. Советник невольно улыбнулся, глядя на них. После вновь пришпорил жеребца, и всадники устремились к своей цели…

Тиен Дин-Таль устало прикрыл глаза. Он привалился плечом к дереву, обнял шершавый ствол, прижался к нему щекой и протяжно вздохнул. Ему было непросто в эти дни, наполненные надеждой и затаенной радостью. Но лгать себе риор не желал, этого в его жизни было уже немало. Неожиданный шорох, раздавшийся поблизости, заставил его очнуться. Адер повернул голову на шорох и увидел белоснежного зверя, смотревшего на мужчину без всякой враждебности. Варлах заворчал, словно предупреждая, что он остается поблизости, и скрылся за полуоблетевшей порослью. Тиен тихо усмехнулся и устремил взгляд выше. И вновь его сердце забилось быстрей, в душе всколыхнулось волнение, но под равнодушным взглядом серых глаз схлынула и сменилась тоской.

— Моя госпожа, — произнес риор и склонился перед лиори.