Сестра Морфея

— Пошли все к чёрту, я всех ненавижу, — в сердцах бросила она и рыбкой скользнула в кабинку туалета.

— Все сволочи и паразиты, — раздавался плаксивый голос в кабинке, — это сегодня вы ликуете, слыша крик моей души. Ну, ничего скоро все плакать у меня будете.

Я вам не та, а эта. Ну как её, забыла. О — Вспомнила, — Родная сестра Морфея Я!

Людмила Фёдоровна не стала дослушивать её бред, посмотрела ещё раз на себя в зеркало и направилась в кафе. Вечеринка шла полным ходом, молодые воспитатели танцевали в кругу. Женщины бальзаковского возраста сидели за центральным столом и пели вполголоса песню из репертуара Стаса Михайлова.

Она осмотрела зал, сразу бросилось в глаза отсутствие директора и его супруги. На кожаном уголке сидел Сергей Сергеевич в кругу одиноких женщин. Он им, что — то рассказывал, а они вперемешку с визгом от души смеялись, не обращая ни на кого внимания.

— Вам весело, — спросила она, — насели на единственного мужчину и тешите свои душеньки, а ему, наверное, к столу хочется пройти.

Женщин как ветром сдуло с уголка.

— С понятием они у вас, — сказал он, — когда у него перед глазами махнула последняя юбка.

— Голодные они, свежего мяса захотелось, — присела она рядом, — я их хорошо понимаю. В одном аквариуме с ними плаваю. А чем — то ты их веселил, что они чуть от смеха в трусики не написали?

— Анекдотами обменивался, они мне — я им.

— А мне не хочешь рассказать? Мне трусики не жаль.

— Я думаю сегодня анекдоты не наша тема. Зачем дробить хороший вечер, на пошлый фольклор.

— Ты прав, к тому же один видео анекдот я только что просмотрела в нашем туалете. Трусики конечно сухими остались, но без весёлых слёз, на неё смотреть нельзя было.

— Ты о Людмиле Ивановне говоришь? — догадался он.

Она кивнула головой.

— О ней, о ком же ещё. Сидит в туалете в обнимку со своей сумкой и несёт пьяный бред. Она любит тебя безрассудно, но ты сейчас уже знаешь, что и я к тебе далеко не равнодушна, и отдавать тебя ей не намерена. Ты встал между нами и оказался фигурой раздора.

Он зарделся, ему льстило, что за него, немолодого мужчины бились, зрелые и интересные женщины.

Правда одна женщина умная и красивая, вторая интересная и непредсказуемая во всех отношениях, которой он давно дал понять, что Платон для неё только друг и коллега. Все другие помыслы на него призрачны, как фантом.

Платон в этот вечерний час чувствовал себя молодым. И готов был пойти на любой поступок, ради той, которая сидит рядом и омывает его своим великолепием. Ему хотелось прямо сейчас при всех, взять её на руки и унести из этого бабского шабаша. Но вместо этого он только нежно погладил её предплечье.

После такой ласки она не стала озираться по сторонам и не отдёрнула руку, а только перехватила его ладонь и без всякого стеснения поцеловала её и продолжила:

— Сказала что она родная сестра бога Морфея. Просила, чтобы я к тебе не прикасалась и чтобы сердце её не задевала.

Он заразительно засмеялся:

— Она считает, что её бог наделил тремя сердцами, как спрута. Я ей говорил, лучше бы он тебе в мозг ещё одно полушарие закачал. Так что не бери в голову, у неё в запасе ещё пару сердец имеется.

— Тебе смешно, но я боюсь, что она в таком жутком состоянии, как бы с собой чего не сотворила. Мне не спокойно на душе, может, пойдём к ней, посмотрим. Если всё нормально, вызовем ей такси и отправим домой.

— Пошли, — не заставил он себя уговаривать.

Она зашла в туалет одна и тут же вышла.

— Её там нет, может она уже домой уехала?

— Босиком? — спросил он, — её сапожки под столом валяются.

Он сунул ключ в дверь бассейна, но замок не поддавался. Затем нажал на ручку, дверь спокойно открылась.

— Странно, я же закрывал двери, — пожал он плечами, — значит она, где — то здесь нашла себе пристанище.

Он толкнул двери её кабинета, они не поддавались. Держа её за руку, они осмотрели всё помещение, где возле стен стояли диваны. Совсем темные места, они проверяли на ощупь. Её нигде не было.

— Может на других этажах, где шастает? — выдал он свою версию.

— Отбой давно прозвучал, — сказала Людмила, — ночные нянечки все двери заблокировали. Туда ей не попасть.

— Чёрт с ней не маленькая, дорогу домой знает, — сказал он, а мы пойдём, покурим.

Она беспрекословно, шла за ним, под аккомпанемент его тяжёлого дыхания. В помещение было свежо, из окна веяло деревней. Запах скотного двора остро сочетался с пожухлой травой.

— Брр, Брр — передёрнула она плечами, и тут же переплела свои руки над грудью, чтобы, как — то согреть себя.

— Может закрыть окно? — спросил он.

— Ни в коём случае, — запротестовала она, — ты сейчас покуришь, и нам жарко будет обоим.

Тогда он снял с себя пиджак и накинул ей на плечи.

Сел на своё место, но на мокрый после дождя подоконник не стал облокачиваться. Он курил и пальцем теребил её волосы. Она, полулёжа, стояла в клине его ног. Её голова лежала на груди Платона и пьянила его ароматным запахом. Одной рукой она гладила его напряжённое колено и смотрела в смоль неба.