Сестренки

Учительница из нашей школы тоже вышла замуж и все жалуется: так она устает, потому что обед, стирка… Не знаю; поначалу мы с Толей все делали вместе: приготовляли обеды, стирали. Ну, а потом возросла нагрузка на работе и общественной работе, обедать мы стали в столовой, а стирает нам теперь соседка: у нее четверо детей, каждая копейка на счету, получилось, что все довольны.

Толя очень хочет детей, а я бы пока подождала – хочется поработать, поучиться, еще раз поехать в Москву, да и наши края посмотреть. Надо узнать, что делать, чтобы пока с этим делом погодить.

Мы очень хорошо живем, очень, но есть одна вещь, которая меня мучает. Когда мы знакомились, Толя сказал, что сирота, родители были крестьяне, середняки, и они умерли, едва он поступил в сельскохозяйственный техникум. Братьев и сестер у него нет.

Недавно я перекладывала одежду, и кармана Толиных брюк выпало письмо, я развернула и прочитала – дорогой сынок…

Ничего не понимаю. Дальше я читать не стала; письмо свернула и засунула обратно в карман. Спросить у Толи почему-то неловко. Он вообще не любит говорить о родителях, не говорит, почему он приехал сюда, если родился вообще где-то около Казани, вернее, даже не около Казани, а около какого-то городишки в Казанской губернии.

Меня это так мучало, что я не выдержала и рассказала папе.

– Не расспрашивай, – сказал папа, – если он сказал – умерли, значит, умерли.

Неужели Толе есть что скрывать?

Я не дурочка, я вижу, что многие что-то скрывают. Но я же его жена!

Приехал Исаак, и в назначенный день они отправились в ратушу. Исаак обо всем договорился заранее, их записали мужем и женой, из ратуши отправились в ресторан, где уже ждали гости – тетя Лидия, Кадри, несколько подруг по гимназии и две кузины Исаака с мужьями. После ужина Анюта отправилась домой, а Исаак – в дом одной из кузин. Анюту такое его решение немного удивило, но тетя Лидия одобрила:

– Очень правильное решение. Приедете в свой дом и все успеете.

Неделя ушла на оформление документов и получение Анютой заграничного паспорта. Увидев свою новую фамилию – Шпиро, она долго смеялась:

– Госпожа Шпиро! Или – мадам Шпиро!

Это была третья ее фамилия: первую Анюта не помнила, вторую получила, когда тетя Лидия стала ее опекуном – Рауд.

Поезд из Таллина уходил в полдень. Тетя Лидия и Кадри обнимали Анюту, давали советы, просили писать как можно чаще, обнять маленького Марка. Анюта почти ничего не слышала – ее душили слезы.

Наконец они забрались в вагон. Поезд тронулся, Кадри бежала и махала руками. Когда она отстала, Анюта без сил опустилась на диван.

Исаак опустился на колени:

– Анна… Ты же не жалеешь?

– Нет, конечно, – слабо улыбнулась она, – ты знаешь… В Петрограде в девятнадцатом году был голод, мы болели, боялись ходить по улицам… Я попала в Эстонию, в Таллин, тут было спокойнее, сытнее, и я нашла тут родных, любимых людей, мне было тут хорошо, понимаешь? И тут я встретила тебя, и еду в особняк, в старинный город, к любимому мужу, к Марку… Моя жизнь будет лучше, но я снова осталась без людей, которых люблю.

– Но ты их не забудешь, – возразил Исаак, – их ты не потеряешь. Я слышал, что Кадри собиралась приезжать к нам в гости, я буду очень рад ей и тете Лидии тоже…

Анюта махнула рукой:

– Это только разговоры, откуда у них столько денег?

– Но разве мы не оплатим их поездку, ведь это твоя семья?

Анюта улыбнулась сквозь слезы:

– Какой ты хороший, Исаак.

– Я люблю тебя, – серьезно сказал он