– Да кто он?
– Эйрик. Отец сестер Хекне. Теперь и нет, пожалуй, людей, кто думал бы, как он.
– Потому что люди так бедны, что стыдятся своей бедности, – сказал Кай Швейгорд. – Я не припомню, чтобы в кружке для пожертвований когда-либо оказалась монета в пятьдесят эре. Как правило, одна мелочь. Позволю себе такое сравнение: звенят они не хуже тех, что по пятьдесят. Но толку от них мало.
Он видел, что Астрид немного успокоилась. Обхватила подлокотник пальцами. Не порывалась снова вскочить.
– К тому же у меня проблема с этим недостающим порталом. И чего только ждет от меня Шёнауэр? Что я вернусь назад в прошлое и погашу пламя, в котором этот портал сгорел?
Он приподнял чернильницу и поставил под нее небольшую тарелочку.
Кончики его пальцев окрасились в синий цвет.
Швейгорд откашлялся:
– Астрид, хотелось бы мне, чтобы мы… встретились при других обстоятельствах. Более благоприятных, менее сложных.
Астрид нахмурилась. Он продолжил:
– Если бы я не был пастором. Или пусть бы я был пастором, но чтобы мое служение не разрушало того, что тебе дорого. Чтобы мы могли, ну… пойти прогуляться, например.
Он закусил губу, но слово уже вылетело. Прогуляться. С пастором. Это как официальное заявление.
Астрид Хекне встала. Двинулась к Каю, разматывая шаль; сделала еще шаг навстречу, но, видимо, заметила, что стоит под распятием. Замешкалась и снова села. Выглядело это так, будто она к чему-то готовилась, собиралась что-то сделать, но теперь оказалось, что задуманное невыполнимо.
Они смотрели друг на друга так, как в тот раз смотрели друг на друга над скатертью. Кабинет пастора исполнился тишиной. Иисус смотрел со стены в пол.
Она встала и отошла на шаг.
– Что ж, господин Швейгорд, я бы тоже не прочь прогуляться. Но вряд ли так случится. Если только эта сделка не будет расторгнута. Вот тогда мы, наверное, могли бы пойти прогуляться.
«Я ее теряю сейчас, – подумал он. – Я ее теряю».
– Мне следует прислушиваться к доводам рассудка, – сказал он. – Новый шпиль много короче, и колокола будут располагаться значительно ниже. Если мы повесим там Сестрины колокола, они просто оглушат прихожан. В качестве замены мы уже получили два колокола поменьше, они оказались лишними для часовни в Гаусдале.
– А как они звонят-то?
– Вероятно, не хуже этих. Я их не видел. Они хранятся в сарае на берегу озера Лёснес, вместе с другими материалами для новой церкви.
Ничего не говоря, Астрид встала и пошла к двери, но на полпути остановилась и обернулась:
– Не хуже этих? Да быть того не может! Ведь сколько в Сестриных колоколах серебра! У них же серебряный звон. Они серебром звенят!
Швейгорд печально покачал головой, зная, что сейчас из его жизни навсегда уходит бушующий темперамент Астрид; значит, жизнь поблекнет, и трудно было представить, чтобы эта утеря жизненных красок могла быть восполнена в будущем.
– Звенит бронза, Астрид. От серебра звук не становится более звонким. Это просто заблуждение.
Поминальная служба не по канону
Астрид Хекне направилась прямо к Герхарду Шёнауэру, поставившему мольберт возле церкви, между двумя покосившимися надгробиями. Она знала, что ее видно из окна в кабинете пастора, но шла, не оборачиваясь. Как ей все опостылело, опостылела его несговорчивость, могильный холод, рассудочность, мечта о поцелуе, которому, к счастью, не бывать.
– Ключ, – сказала она Герхарду Шёнауэру. – Дай мне свой ключ. – Показав на церковь, сделала рукой движение, будто что-то поворачивает.
Растерянно пробормотав что-то, он полез в карман. Вскоре она уже запирала за собой дверь в ризницу.
«Я должна их увидеть, – думала она. – Я имею право увидеть, пока их не увезли».
Пройдя по центральному проходу к лестнице, ведущей в пустое чердачное пространство, она поднялась туда, спустилась с другой стороны и отворила дверцу позади фисгармонии. Оттуда вела вверх крутая чердачная лестница со ступенями-перекладинами. На площадке, слабо освещенной маленьким оконцем, она увидела две болтающиеся в воздухе веревки, до блеска затертые потными ладонями.
Еще один пролет по приставной лестнице. Подобрав подол, Астрид полезла выше в полутьме. Грубые материалы, тяжелые перекрестья балок. Свет проникал только сквозь щели между досками стен. Будто она совсем в другом здании, не просто более холодном, по-иному пахнущем, а таком, где и мысли в голову лезут другие. Это место по-особому чувствовали только те, кто строил эту церковь.
На случай, если бы заявился Кай Швейгорд, у нее был готов ответ: «Все равно же церковь разберут. Что такого, что я сюда поднялась?»
Она остановилась, прислушиваясь. Никого. Только скрипы и вздохи старых досок. В полутьме двинулась дальше, ладонью нащупывая балки, покрытые пылью и птичьим пометом, и вспоминая забытый было детский страх перед чердаками, куда им не разрешали лазить.