Сестры Эдельвейс

Принесли кофе, и первые несколько секунд Иоганна непонимающе смотрела на чашку, словно этот предмет был ей незнаком. Хотя она не сомневалась, что он приготовлен из цикория или желудей, пенка выглядела густой и соблазнительной. И всё же она не могла отхлебнуть ни глотка.

Она поняла, что плачет, лишь когда слёзы, скатившись по щекам, закапали на стол. Но даже тогда не смогла остановиться. Просто сидела, замерев, смотрела на чашку кофе и беззвучно рыдала.

Может быть, думала она, ей уже не суждено больше увидеть сестёр. А Франц… он, скорее всего, погиб, но даже если каким-то чудом выжил, она ничем не сможет ему помочь. Мысли о том, что могло с ним случиться, где он мог оказаться, были невыносимы. Может быть, его застрелили на месте, в поле или при попытке бежать? Она представила его скорченное тело, кровавые пятна на снегу. А может быть, его арестовали и теперь допрашивали в какой-нибудь мрачной дыре; может быть, он, испуганный, кричит от боли, когда ему ломают кости?

Желудок Иоганны скрутило. Она вздрогнула и отодвинула кофе.

– Ну как, нашла их?

Низкий голос и какое-то движение за соседним столом заставили её поднять голову, и она изумлённо заморгала, когда напротив неё села женщина. Ей было, судя по всему, чуть за тридцать, но в ней ощущалась зрелость, которой, как знала Иоганна, очень не хватало ей самой. У женщины были тёмные волосы и алые губы, и, несмотря на заляпанную рубашку и мужские брюки, она выглядела по-своему стильно.

– Ингрид, – тихо сказала Иоганна.

– Она самая. – Ингрид вынула из кармана сигареты, одну протянула ей.

– Нет, спасибо, – начала было Иоганна, но тут же протянула руку. – Хотя почему бы и нет? – Она ни разу в жизни не курила, но ей показалось, что сейчас самое время начать. Ингрид хрипло рассмеялась, зажгла обе сигареты, глубоко затянулась и откинула голову назад.

– Ну? – повторила она, выдохнув. – Ты их нашла?

– Вы были правы. Они в Шанцлальме, – Иоганна тоже затянулась и с трудом сдержалась, чтобы не закашляться, когда дым наполнил её тело и у неё закружилась голова. Она чуть обмякла на стуле. Ингрид сочувственно склонила голову набок.

– Мне очень жаль.

– Мне разрешили отправлять им посылки. – Голос Иоганны дрожал. Она вновь затянулась, с силой вдохнула дым. – Как вы думаете, долго их там продержат?

По лицу Ингрид промелькнула тень чего-то похожего на жалость, но она тут же отвела взгляд.

– Что такое? – спросила Иоганна. – О чём вы не хотите мне сказать?

– Я не знаю, сколько они пробудут в Шанцлальме, – медленно проговорила Ингрид, глядя в никуда, – но сомневаюсь, что они оттуда выйдут.

– Вообще? – Хотя Иоганна думала, что такой приговор возможен, он всё-таки её поразил.

– Помощь еврею в организации побега? В лучшем случае они до конца войны пробудут в трудовом лагере.

– В трудовом лагере, – повторила Иоганна. Может быть, это было не так ужасно.

– Так они их называют. – В голосе Ингрид послышались нотки горечи. Она стряхнула пепел с сигареты. – А правда заключается в том, что их заставляют работать до самой смерти. В буквальном смысле.

Иоганна сжала обеими руками угол стола.

– Откуда вы знаете?

Ингрид посмотрела на неё, скривила губы.

– Потому что мой муж погиб в таком лагере. – Она бросила окурок в пепельницу на столе.

– Ваш муж? – изумлённо повторила Иоганна. – Когда?

– В тридцать четвёртом. Его как коммуниста отправили в Дахау. – Ингрид скрестила руки на груди.

– Мне очень жаль.

Ингрид не ответила.

– А Франц? – помедлив, спросила Иоганна. – Вы знаете… это… как вы думаете, что с ним стало?

– Либо убили, либо сослали в лагерь. – Её тон стал резким. – Не думаю, что стоит давать тебе ложную надежду. Вряд ли ты когда-нибудь снова его увидишь. Если он и в лагере, всё равно скоро погибнет. Там мало кто выживает. Я слышала, их систематически убивают. Массовые расстрелы, газовые камеры.

У Иоганны вырвался крик, она зажала кулаком рот. Ингрид наклонилась ближе, в её глазах зажглась свирепая страсть, испугавшая и вместе с тем растрогавшая Иоганну.

– Лучше, когда тебе нечего терять, – сказала она уже мягче. – Когда у тебя ничего не осталось. Тогда тебе никто не причинит вреда. У тебя нечего отбирать. Ты становишься всемогущей.

– Я не чувствую себя всемогущей.

– Те, кто ни о чём не заботится, могут всё.

– Мой отец говорит, что те, кто ни о чём не заботится, перестают быть людьми.

Ингрид чуть слышно фыркнула.

– Тогда заботься о поражении зла и торжестве добра. Заботься об этом, и от тебя будет гораздо больше пользы.

– Пользы? – непонимающе повторила Иоганна. Ингрид посмотрела на неё блестящими глазами.

– Для дела. – Заметив, что взгляд Иоганны по-прежнему ничего не выражает, она добавила: – Вопрос в том, вступишь ли ты в наши ряды.

Глава двадцать четвёртая

Биргит

Тюрьма Шанцлальм, Зальцбург, май 1942

Биргит потеряла счёт дням, неделям, скорее всего, месяцам. Все они слились в бесконечные серые будни, перемежаемые визитами охранника со скудной едой – утром и вечером. Всё остальное время она мерила шагами свою крошечную бетонную клетку и старалась не сойти с ума.