– Прошу вас, мадам, оставьте нас, – холодно произносит он, глядя на меня, распластавшуюся на ковре, как на досадную помеху, которую надо удалить. – Мы не забудем свое доброе отношение к вашей семье и все те услуги, которые вы нам оказали, но сейчас вы должны выполнить наше желание. Вы должны покинуть нас.
И что мне остается? Куда идти? Мне казалось, что я знаю, что такое отчаяние, но это… Ох! Это самый черный день в моей жизни. Господи, помоги мне, Господи, помоги!
– Мадам, мадам, – Жакоб пытается меня разбудить.
Я сажусь, не понимая, где нахожусь. Почему я на диване? Почему так болит голова? И в то же мгновение я все вспоминаю и с рыданиями откидываюсь назад.
– Моя милая графиня де Майи…
Что в моих покоях делает Ришелье? Меньше всего мне сейчас хотелось бы видеть именно этого человека. Разумеется, за исключением ее, моей сестры.
– Что вы здесь делаете, в моих апартаментах?
– Мадам, больше они не ваши.
Я откидываюсь на диван и вновь заливаюсь слезами.
– Вот так целую ночь, сир, – слышу я шепот Жакоб.
– Она должна успокоиться. Рыдать будет потом. Сейчас она должна понять, что ей придется уехать, и не устраивать еще большего скандала.
В самом начале наших отношений с Людовиком я закрывала лицо капюшоном, скользила по темным коридорам среди ночи. Когда приходила к нему, он неспешно, осторожно откидывал капюшон, обхватывал ладонями лицо и покрывал его поцелуями, а потом мы…
Ришелье силой усаживает меня на диван и бьет по лицу наотмашь.
– Ай!
– Луиза, не будьте дурой! – шипит он, придвинувшись ко мне вплотную, так что я вынуждена смотреть в его ненавистные глаза. Неожиданно я замечаю там жалость, и от удивления перестаю рыдать. – Наплачетесь вволю, но позже. Прошу вас, мадам. Пожалуйста. Сейчас вы должны собрать свои вещи и покинуть дворец. В Париже вас приютит Тулуз. У вас есть друзья, и вы должны с этим смириться.
– А мой долг перед королевой… – начинаю я, но тут вспоминаю, что больше ей не прислуживаю. Я понимаю, что меня перехитрили, и чувствую, как под ногами разверзлась земля, которая вот-вот поглотит меня целиком.
– Мадам!
Ришелье поднимает меня с пола, толкает в объятия Жакоб.
– Пожалуйста, мадам, – слышу я опять его вкрадчивый, противный голос, который так ненавижу. Ничего не выражающий взгляд. – Возьмите себя в руки. Я сейчас уйду, и вы тоже должны уехать. Но не в таком состоянии. Никто не должен видеть вас в таком состоянии. Никто. Вам понятно?
Я смотрю на него, глаза вновь наполняются слезами. Как я могу с этим смириться? Если я уеду, больше никогда не увижу Людовика. Больше никогда…
– Поезжайте в Париж. Несколько дней переждите, а там посмотрим, как дело повернется.
Но почему я должна доверять словам Ришелье? Он такая же змея, как и Марианна! Он и есть один из ее змей. Возможно, если я побегу к Людовику, если попрошу оказать милость… это же не навсегда? Она просто его околдовала. Мы почти десять лет любили друг друга, он – весь мой мир. Вся моя жизнь. Конечно же, все не может закончиться вот так!
Как будто прочитав мои мысли, Ришелье подходит к двери и заслоняет ее.
– Для разговоров времени нет. Вы слышали приказ короля. И должны слушаться. Обязаны. Не заставляйте меня приносить письменное предписание. Но мне не следует вам об этом говорить.
Он поворачивается к Жакоб:
– Убедитесь, что она не выйдет отсюда, пока не приведет себя в порядок. Король любезно предоставил одну из своих карет, передайте Левеску, что все согласовано. Просто, ради всего святого, увезите ее отсюда без всяких сцен.
Я трясусь в карете, когда мы выезжаем из ворот, оглядываюсь на отдаляющийся дворец, на бессчетное количество окон, похожих на черные глазницы, которые смотрят мне вслед и смеются над моей болью. Я тут же вспоминаю, как впервые увидела этот дворец много-много лет назад. Мне было всего девятнадцать, и казалось, что здесь, в этом самом величественном дворце на земле, начинается моя жизнь. Что за жалкая жизнь, если она так бесславно заканчивается! Я откидываюсь на отделанные мехом подушки и даю волю слезам.
Постепенно стук колес и тряска притупляют мои чувства – больше слез нет. Сначала Полина напугала меня, но сейчас-то я понимаю, что она ничто в сравнении с Марианной. Она оказалась змеей. Гадюкой. А все эти глупые разговоры о специях и земледелии были лишь прикрытием – наверняка она варила снадобья и обучалась колдовству в своей Бургундии. А теперь она околдовала короля одним из своих зелий. Может быть, ее признают ведьмой и сожгут на костре.
Ох, в кого я превратилась, если меня посещают подобные мысли?
В кого она меня превратила?