Сестры из Версаля. Любовницы короля

Марианна кисло улыбается, давая понять, что она все слышит, но ей плевать на их слова. Остаток дня она просто, ничего не видя перед собой, смотрит в окно и грызет ногти. Она волнуется: Людовик своего позволения на эту поездку не давал, а королеве она сказала, что ей нужно ненадолго уехать по личным делам. Мне не нравится ее настроение: не в привычках сестры жалеть о принятом решении. Когда мы подъезжаем к месту нашего назначения, я обвязываю кончики ее пальцев лентами, чтобы она больше не грызла ногти: Людовик очень брезглив и чувствителен к подобным вещам, – и мне не хочется, чтобы что-то омрачило наш приезд.

Спустя пять дней мы в Меце. Почти в Австрии, по крайней мере в Австрийских Нидерландах[42] – все это очень запутано. Говорят, что у австрийцев огромные руки и ноги и что они питаются тухлой рыбой, поскольку у них нет выхода к морю. Надеюсь, что мы ни одного не встретим.

Никто нас не приветствует, и от этого у Марианны портится настроение. Она кричит на горничную, которая пришла, чтобы обмыть ее, и шлепает меня, когда я роняю на пол ее полосатую нижнюю юбку, ту, которую она приберегла для этого воссоединения. Мы останавливаемся в аббатстве в центре города; Аглая и Елизавета расквартировались – мне нравится это слово, мы же на настоящей войне! – в соседней комнате. Марианна велит мне присоединиться к ним, когда придет король, но я все еще в ее комнате, когда он врывается в комнату. Он прижимает к себе Марианну, она уютно устраивается в его объятиях. Наконец-то он отстраняет ее от себя.

– Слишком долго! Слишком долго! Я больше не смогу вынести такую долгую разлуку с тобой.

– Пятьдесят восемь дней, сир, – робко произносит Марианна. – Я считала каждый день.

Марианна уверяет, что она любит короля, но меня всегда сбивает с толку, когда она так глупо, по-ребячьи ведет себя рядом с ним. Совершенно на нее не похоже. Она говорит, что это всего лишь театр, что она должна притворяться маленькой девочкой, чтобы он мог чувствовать себя взрослым мужчиной.

– Диана, оставь нас сейчас, – самодовольно улыбаясь, говорит сестра, а король откровенно подталкивает меня к двери, громко шлепнув по заду. – Лучше берегись, – предупреждает он. – Теперь у меня манеры солдафона.

Позже мы присоединяемся к ним за ужином, и я замечаю, что все тревоги Марианны улеглись, она, как и король, вся светится счастьем. Странная мы компания – король, четыре дамы и несколько герцогов и генералов с суровыми лицами. Ужинаем мы в огромном зале, где проводят службы, и он напоминает мне трапезную в монастыре. Король развлекает нас историями о последних победах. Он отлично проводит время и заверяет нас, что совсем скоро победа будет за Францией.

– Разве не так, Ноай? – восклицает он, и главный маршал, склонив голову, отвечает, что не может не согласиться с Его Величеством, однако в голосе его явно звучат нотки недовольства. Ноай – друг Марианны, но совершенно очевидно, что он не обрадовался нашему приезду.

Я боялась, что нам подадут армейскую похлебку, какую-то жидкую кашицу, или вяленую треску, или еще что-нибудь такое же ужасное, но нам подают рагу из ягненка с пряностями, пирог с сыром и яйцом, восхитительную шарлотку. Внезапно мне очень захотелось абрикосового джема, и, к моей радости, на завтрак нам подают мармелад из чернослива.

– Ты, наверное, беременная, – предполагает проницательная Аглая, потягивая свой шоколад и наблюдая за тем, как щедро я намазываю третью булочку джемом.

– Нет, Диана всегда так ест.

Я задумываюсь над сказанным, потом ликую и заливаюсь румянцем.

– Ой! А может быть, все так и есть.

Марианна изумленно изгибает бровь, на лице мелькает какое-то кислое выражение, но тут же исчезает, как дымка. Она встает, обнимает меня.

Король тоже подходит и обнимает уже нас обеих.

– По какому поводу объятия, дамы? – интересуется он, отпуская нас, потом берет ломтик сыра со стола. – Нет, нет. – Он отсылает слугу. – Мы не будем садиться. Мы выедем пораньше.

– Диана, возможно, беременна, – говорит Марианна.

Мы трое понимаем, что это не может быть ребенок короля, но по раскрасневшемуся лицу Аглаи я вижу, что она жадно обдумывает подобную вероятность.

– Да, Лорагэ будет в восторге. Любому мужчине всегда мало сыновей.

– Наверное, сир, но мой муж такой ветреный, а я даже не уверена, что ребенок его.

Короля душит смех, и сыр выпадает изо рта. Когда слезы высохли в его глазах, он берет мою руку и кланяется мне, продолжая смеяться.

– А сейчас, мадам, у меня, вероятно, была последняя возможность побыть прежним. И если бы не военное время, я бы запер вас в Бастилию за измену.

* * *