Сеть миров

— Эй, ты! Грант О’Рейли? Все еще хочешь с нами? Тогда неси наш скарб.

Эйкер и Грейф разразились хохотом, хлопая друг друга по спине. В чем шутка, Грант так и не понял и решил про себя, что юмор у мечников исключительно черный и непритязательный. Да и сам он, к собственному стыду, не мог смирить чувство радости и облегчения. Мальчишка-носильщик погиб безвременно, это да, но тем самым дал Гранту шанс выжить.

Стараясь не обращать внимания на укоризненный взгляд отрубленной головы, Грант освободил мертвое тело от ноши. Он бы просто взвалил ее на себя и оставил труп в покое, если бы Эйкер не напомнил, что в этом жестоком мире выживание стоит на первом месте.

— Одежду тоже забери. Если, конечно, не собираешься ходить в этих своих тряпках и дальше.

Сдерживая рвотные позывы, Грант последовал совету; Эйкер и Грейф ждали его, прислонившись к дереву и отпуская шуточки. Снегопад постепенно унялся, пока Грант стягивал с посиневшего мертвеца лоскуты непрошитого, скрепленного лишь кожаными тесемками меха. Когда настал черед заскорузлого исподнего, Грант брезгливо отшвырнул его в сторону — с одежды черной крупой сыпались вши.

Эйкер Амен скрипнул кожаным панцирем, нетерпеливо переступив с ноги на ногу.

— Пошевеливайся! — поторопил он Гранта.

Тот долго не мог сообразить, как и в каком порядке наматывать на себя многочисленные полосы меха, и решил начать с похожего на пончо куска воловьей шкуры: продел в отверстие голову и опоясался ремешком, на котором болтался кинжал. Получилась накидка, теплая и достаточно плотная, не пропускающая ледяной ветер. Кожа под ней сразу же за-зудела — в придачу к одежде Гранту достались попутчики. Впрочем, сейчас не до них.

Ему стало немного лучше и, усевшись в снег, он стянул туфли с посиневших ног, которые на малейшее прикосновение отзывались дикой болью. Натягивая тяжеленные сапоги носильщика, Грант шипел и отчаянно ругался: помянул и Господа, и Его апостолов.

Сапоги были мягкие и теплые, и стоило подняться на ноги, как в них захрустело. Да это ведь настоящие муклуки, традиционная эскимосская обувь, набитая соломой. Теперь за свои ноги Грант мог не беспокоиться, хотя казалось, будто все черти ада вонзают ему в ступни раскаленные иглы.

Затем он окинул робким взглядом горку шкур, сваленных подле трупа. Одну полосу намотал на шею вместо шарфа, другую, широкую посередине и узкую на концах, надел на голову, завязав под челюстью. Эйкер и Грейф заржали, а значит Грант с назначением этого куска не угадал. Зато уши оказались в тепле, и он решил оставить как есть. Прочие куски бросил, не разбираясь, у обнаженного безголового трупа. Эйкер к тому времени изготовился идти дальше, и Грант взялся за ношу.

Связку сумок и котлов так просто было не поднять, но, взглянув на жесткие стоячие лямки, Грант нашел решение: сел, просунул в них руки и медленно выпрямился.

Мысль, несмотря на банальность, оказалась удачной. Еще полчаса назад окоченевший Грант не додумался бы и до такой простой вещи, однако сейчас он мог двигаться и соображать. Мозг словно оттаял, физические усилия выгнали холод из конечностей. Грант огляделся, ожидая похвалы за находчивость, однако Эйкер и Грейф уже скрылись в заснеженном лесу.

Сгибаясь под громоздким скарбом. Грант упорно шел по двойной цепочке следов. Время от времени до него долетали неясные обрывки разговора мечников.

Вот так Грант нашел себе работу и защитников. Трудная ходьба согрела его, ноги уже не болели, но в отсутствие прочих бед давала о себе знать пустота в желудке. Прямо на ходу Грант кинжалом отрезал от окорока кусочки. Он жевал и проглатывал, чуть не захлебываясь слюной. Ничего вкуснее этой дурно прокопченной свинины он в жизни не пробовал! При иных обстоятельствах юноша к ней и не притронулся бы, однако за время, проведенное здесь, он в своем мире успел бы три раза поесть, да и сил сейчас тратил куда больше, чем в прошлой жизни. Наполняемый желудок довольно урчал, настроение поднималось.

И вместе с тем Грант недоумевал. С таким хлипким здоровьем ему давно полагалось свалиться и умереть, а он, видите ли, радуется, словно малое дитя, простой пище. Не должен он счастливо взирать на слепящую белизну снега, особенно когда на плечи давит такой груз. Всю жизнь Гранту советовали избегать нагрузок и не нервничать, дескать, он слаб… Тем не менее логика подсказывала, что слабый человек просто не поднял бы такую тяжесть. А Грант не только поднял, но и понес, ведь перед ним встал простой выбор: или неси, или сдохни. Каждый шаг он совершал, будто маленький подвиг, превозмогая боль в дремавших доселе мускулах, которым вдруг пришлось выполнять назначенную природой работу.

И почему Грант верил в свою слабость?

Все из-за матери — она убедила его в инвалидности. Все из-за приступов.

Поскальзываясь и цепляясь за кусты, Грант продолжал идти, забирая влево, по цепочке следов, вдоль cyxoго русла реки.