Сети города. Люди. Технологии. Власти

В разломе между «городской формой» и «городом как формой» возникают и обозначаются противоречия капиталистической пространственности. В отдельных случаях эти противоречия открыто декларируются, благодаря чему борьба за пространство или борьба в пространстве становится видимой. «Город как форма» приводит в движение свои диспозитивы, чтобы противостоять сопротивлению трудящихся и извлечь выгоду из творческого неформального производства пространства. Задействование диспозитивов подтверждает наличие повседневного сопротивления и пространственного творчества трудящихся в их борьбе за выживание. Пространственные образования, которые обнажают противоречия капиталистического пространства и времени, проявляя антагонизм «городской формы» и «города как формы», я, вслед за Абдумаликом Симоном, предлагаю называть «поверхностными пространствами»[430].

В обозначенных антагонистических отношениях цифровым медиа отводится роль связующего звена[431]. С их помощью разобщенные трудящиеся встраиваются в капиталистические отношения в процессе труда или потребления. Медиа, и цифровые медиа в частности, противостоят свойственной капитализму тенденции к социально-политической фрагментации. Как и пространство, они являются материальными и символическими связками, обеспечивающими социокультурную и экономическую интеграцию различных классов.

Основываясь на своих исследованиях Мексики, Сальвадора, Никарагуа и Бразилии, я полагаю, что в странах третьего мира, к которым относятся перечисленные латиноамериканские страны, мы наблюдаем (вос)производство «цифрового подчинения». Цифровое подчинение – это процесс, в котором цифровые медиа включены в систему накопления капитала, участвуют в воспроизводстве трудовых ресурсов, реструктурируют производство и способствуют появлению пространственных форм, необходимых для циркуляции стоимости[432]. Цифровое подчинение указывает, что страны третьего мира интегрированы в глобальную капиталистическую систему на неравных и несправедливых условиях. Их вклад в глобальное накопление капитала происходит за счет использования дешевого труда сотрудников колл-центров, аутсорсингового/офшорного производства программного обеспечения[433], а также неквалифицированного труда на неформальных, прекарных информационных/коммуникационных рынках, ориентированных на малообеспеченных потребителей в странах третьего мира[434].

На мой взгляд, понятие «цифровое подчинение» гораздо точнее, чем цифровой разлом, передает происходящее в странах третьего мира и определенно меняет направление дискуссии. В этом случае уже бессмысленно задаваться вопросами, смогут ли отдельные страны преодолеть цифровой разлом, какие информационные политики приблизят их к этой цели, какие практические меры и институциональные структуры будут способствовать его преодолению. Если мы признаем иерархичность дигитализации, нам необходимо задаться более неудобными вопросами. Учитываются ли различия процессов дигитализации, которые вносят свой вклад в производство и циркуляцию капитала в глобальном масштабе?[435] Учитываются ли различия между высококвалифицированным и неквалифицированным информационным трудом в конкретных социальных условиях и национальных экономиках? Почему вместо того, чтобы повышать качество трудовых ресурсов, дигитализация производит неквалифицированный прекарный труд, являющийся неотъемлемой частью рынков цифровой коммуникации и производства цифровой информации?

Признание реальности цифрового подчинения заставляет задуматься о том, как цифровое неравенство воплощается в различных пространствах, в том числе и в пространстве города. Как города третьего мира делают видимыми различные измерения дигитализации? Как создание пространственных границ внутри города способствует тому, что Меццадра и Нильсон называют «умножением труда» – его интенсификации, диверсификации (увеличению видов трудовой деятельности) и гетерогенизации (увеличению юридически признанных форм трудовых отношений)?[436] Какие отношения существуют между конкретной городской средой и специфическими формами трудовой эксплуатации? В чем заключается разница между «городской формой» и «городом как формой» и в более широком смысле – как «город как форма» действует в качестве аппарата доминирования и принуждения?

Таким образом, «поверхностные пространства» как воплощение противоречий между «городской формой» и «городом как формой» невозможно описать, не уделяя внимания дигитализации. Последняя понимается мной как внедрение цифровой коммуникации и информационных технологий в повседневную жизнь. При этом важно не забывать, что дигитализация происходит в ситуации увеличивающейся прекаризации трудовой занятости, которая заставляет трудящихся использовать городское пространство как ресурс в их ежедневной борьбе за выживание.