Сети города. Люди. Технологии. Власти

Их обсуждают в связи с громкими дата-расследованиями и первыми задержаниями участников январских протестов, произведенными «по камерам» – то есть с использованием технологии распознания лиц, которой так гордятся столичные власти. Говорят, что блогера, историка, мужа известного политолога и еще нескольких москвичей и москвичек, пожелавших остаться неизвестными, алгоритмы идентифицировали в качестве демонстрантов-рецидивистов, а сотрудники полиции – задержали дома, на выходе из подъезда или на входе в метро. Лояльные издания безотлагательно уведомили жителей больших городов о перспективе тотальной идентификации. Оппозиционные медиа проинструктировали, как такой идентификации избежать. А адвокат Бирюков заявил, что это первый случай использования российскими властями камер – точнее, алгоритмов, заменяющих работу полицейского по составлению рапорта, – «для назначения административных арестов участникам акций»[421].

И все же мы далеки от того, чтобы утверждать, будто в ситуации политического обострения карантин был списан со счетов и сдан в архив «Электронной Москвы». Он раз за разом возвращается и интегрируется в технополитический дискурс в качестве следа, контекста, механизма или условия возможности актуальных событий. Эпидемическая обстановка остается главным основанием для запрета массовых городских мероприятий. Организаторам акций протеста шьют «санитарное дело». А эпоха самоизоляции, риторически завершаемая в свежих политических комментариях, превращается в золотой век алгоритмической правительности и нейросетей. Интересно, что сторонники и противники власти в один голос подтверждают эффективность цифровых технологий, не суть важно охранительных или репрессивных, ссылаясь на опыт московского карантина. Говоря о тотальности, надежности и быстроте этой электронной настройки, они упирают на мощь столичного искусственного интеллекта, приумноженную в тренировках на больших базах данных горожан за время социального мониторинга. Для профилактики беспамятства о качественном своеобразии «умной Москвы» в самоизоляции можно использовать наш текст, где новой тотальности противопоставлена гетерогенность.

Рафаэль Аларкон Медина Угнетенные [422] города в Латинской Америке: пространство, труд и цифровое подчинение в Белу-Оризонти (Бразилия) [423]

Раннее утро в Белу-Оризонти. Несмотря на ранний час, Изабелла, уличная продавщица сим-карт, уже стоит на рабочем месте – перекрестке в центре города – и во весь голос расхваливает свой товар: подключение к мобильной сети Oi и всевозможные тарифные планы. Немного позже к ней присоединяются продавщицы других сотовых компаний, обустраивающиеся возле книжного магазина. Вскоре на улице появляется торговец сигаретами. Он раскрывает коробку со своим товаром – парагвайскими сигаретами «Сан Марино», купить которые можно пачкой или поштучно. Перекресток становится все более оживленным. Вслед за продавцом сигарет на инвалидной коляске подъезжает торговец детской одеждой. Он ставит свой лоток у передвижного киоска с попкорном. Детские футболки, брючки, шорты с диснеевскими героями раскрашивают яркими красками небольшой уличный пятачок. Летом 2015 года персонажи фильма «Холодное сердце» – предмет мечтаний маленьких жителей Белу-Оризонти. Одновременно в эту разноликую уличную компанию вливается Вандерсон – молодой чернокожий продавец наушников, чуть притормозивший, чтобы перекинуться парой слов с торговцем сигаретами.

Внезапно лица торговцев меняются. Причина столь резкой перемены – патруль, появившейся из‐за угла, задача которого пресекать нелегальную уличную торговлю. Торговцы очень хорошо понимают, что им запрещено находиться на улице. Продавец сигарет тут же подхватывает свою коробку, прячет ее в сумке и исчезает из виду. Так же поступает и продавец наушников. В отличие от них, продавщицы симок нервно переглядываются. Их взгляды, обращенные к патрулю, полны страха и плохо скрываемой неприязни. Хотя они легальные работники – у каждой из них есть официальные контракты с компаниями сотовой связи, – но так же, как и их коллеги-нелегалы, они не должны находиться на улице. Однако, вопреки здравому смыслу, продавщицы симок решают остаться.