Ведь в более поздних крупных исследованиях по истории обороны Севастополя в годы ВОВ, – как, например, в уже упоминавшейся очень скрупулёзной книге 2013 года Нуждина и Рузаева или в только что вышедшей фундаментальной обобщающей монографии «История Севастополя»[50]
, работа Маношина цитируется как основной первоисточник по последним дням обороны города.Благодаря Маношину, а затем – непрерывной научно-исследовательской и популяризаторской деятельности Музея 35-й ББ, «героическая трагедия» тех дней уже стала достоянием и научной литературы, и широких слоев населения. Однако до полного раскрытия темы еще далеко, и это не в последнюю очередь связано с тем, что Маношин – по объективным причинам – использовал далеко не все имеющиеся источники.
В 2013 году на Первом телеканале был показан фильм «Протоколы войны»[51]
. В этом фильме широкой общественности впервые были представлены материалы, известные до этого только узкому кругу специалистов по советской исторической науке, а именно – материалы так называемой «комиссии Минца»[52].Это была комиссия, созданная профессиональными историками из профессиональных же историков в конце 1941 года для сбора свидетельств участников войны.
С одной стороны, руководитель комиссии известный советский историк И. И. Минц был озабочен чисто научными целями (создать огромный массив устных источников по истории войны), с другой стороны, комиссия имела и явный налет официоза, так как создавалась по согласованию с партийными структурами и ими курировалась.
К опросу военных по всем армиям Советского Союза, как рядовых, так и командного состава, было привлечено большое количество историков, а также писателей, которые по задумке Минца должны были прямо в ходе войны писать книги по материалам комиссии для массового читателя.
Деятельность комиссии не смогла приобрети такой размах, как планировал ее организатор, после войны она была распущена, а сам Минц в разгар «борьбы с космополитизмом» был вынужден уйти с руководящих административных постов в исторической науке.
Материалы же комиссии были частично уничтожены, однако и сохранившаяся их часть впечатляет своим объемом – это 17 тысяч дел. В советское время архив комиссии был засекречен, находясь в составе архива Института истории Академии наук СССР, но и в пост-советское время к нему обратились далеко не сразу, по сути – только в 2010-е годы.
Понятно, что интервью и воспоминания, собранные комиссией в тех условиях, в которых она находилась, не отличаются объективностью, однако их ценность в том, что это – самые ранние источники по событиям ВОВ, наиболее близко стоящие к происходившим в годы войны событиям.
Учитывая же, что значительная часть интервью сохранилась в первоначальном, необработанном, неотредактированном и неотшлифованном виде, то их ценность может оказаться гораздо выше значения мемуаров, писавшихся людьми через 10–15 лет после войны, как «в стол», так и тем более – для публикации.
Специальный раздел материалов, собранных комиссией, называется «Оборона городов». В этом разделе хранится 106 дел по обороне Севастополя, в том числе – беседа с Ф. С. Октябрьским марта 1943 года, переписка Минца с руководителем Приморской армии и заместителем Октябрьского по СОРу генералом И. Е. Петровым. По количеству дел оборона Севастополя занимает второе место в архиве комиссии после обороны Сталинграда, опережая даже битву под Москвой (а для описания именно этой битвы изначально создавалась комиссия) и блокаду Ленинграда.
Содержание этих дел на данный момент неизвестно, коллектив Института российской истории РАН только готовит к печати соответствующий сборник документов, поэтому и в случае с архивом комиссии Минца в отношении последних дней обороны Севастополя многие вопросы остаются открытыми. Например:
– Сколько интервью по Севастополю в архиве комиссии относится к периоду после сдачи города, сколько – к периоду после освобождения в 1944 году?
– Какой процент занимают интервью с комсоставом, какой процент – интервью рядовых?
– Как вообще структурированы дела (одно дело – одно интервью?)?
– Каков объем дел?
– Как описывают события оставления Севастополя интервьюируемые, то есть те, кто, очевидно, смог эвакуироваться? Упоминают ли они тех, кто остался на последнем рубеже обороны в районе 35-й ББ, и если да, то в каком контексте? Возлагают ли вину на руководство за отсутствие организованной эвакуации, сводят ли заочные счеты друг с другом и т. п.?
Все эти вопросы – ориентировочны. Однако даже если окажется, что материалы комиссии Минца неинформативны для изучения последних дней обороны Севастополя, то даже само по себе это умолчание станет интересным историческим фактом.
Есть еще два важных комплекса воспоминаний, нуждающихся в сравнительно-сопоставительном анализе. Речь идет, во-первых, о воспоминаниях, опубликованных в советское время, а, во-вторых, о многочисленных воспоминаниях, собранных коллективом Музея 35-й береговой батареи во второй половине 2000-х – 2010-е годы.