Читаем Севастополь. История страны в лицах полностью

Личная встреча братьев в 1924 году не состоялась; суда эскадры остались стоять там, где они стояли, и в конечном итоге были распилены французами на металлолом. Евгений Беренс, представляя интересы Советского Союза на конференции в 1927 году, в момент обострения отношений СССР с Британией, заболел и скончался через полгода, в апреле 1928 года, в Москве. Михаил же Беренс, сошедший на берег после роспуска французами Русской эскадры в октябре 1924 года, стал гражданским служащим в Тунисе, в 1930 году отказался принять французское гражданство, потерял право служить в госучреждениях и зарабатывал себе на жизнь пошивом дамских сумок вплоть до своей смерти в 1943 году.

Энциклопедические статьи о братьях Беренсах[65] перечисляют их должности и звания, но не дают никакого представления об их мотивациях. Не оставили братья и мемуаров, и хотя мемуары и пишутся часто для самооправдания, всё же они дают представление о внутреннем мире их авторов. Оба брата редко и как-то мимоходом упоминаются и в специальных работах, посвященных офицерству, в том числе морскому, а также истории императорского, советского и «белого» флотов.

В результате оказывается не так-то просто составить внятное представление о биографиях обоих братьев, их мировоззрении, причинах их поступков и личных взаимоотношениях.

Рискну предположить, что их разделение на два лагеря было связано не только и не столько с идейно-политическими различиями во взглядах. Специалист по военно-морскому флоту первой четверти ХХ века, профессор СПбГУ Кирилл Назаренко в разговоре с автором этих строк говорил о том, что офицеры, пошедшие к большевикам, могли быть абсолютно антисоветскими по взглядам (как Андрей Белобров, дневник которого был недавно опубликован) и с абсолютно блестящим советским послужным списком.

Также выбор братьями разных лагерей был связан не только с совершенно разными карьерами, хотя и это, конечно, сыграло свою роль: младший Михаил был «строевым» офицером, командиром кораблей, а старший Евгений – генштабистом и военно-морским агентом, т. е. нечто среднее между разведчиком и дипломатом.

Наверняка, сыграл свою роль и какой-то глубоко внутренний личностный конфликт между братьями.

Истоки его лежат, наверное, еще в их молодости, а, может, даже и в детстве – Евгений знал несколько языков, блестяще говорил, что наверняка способствовало его карьерному продвижению, во всяком случае, он спокойно вращался накануне Первой мировой войны в Европе в велико-светских кругах и был даже знаком с кайзером Вильгельмом II[66], а Михаил имел дефекты речи, не любил выступать даже на закрытых совещаниях[67] и, скорее всего, вообще был замкнутым человеком.

И вот это сочетание различных карьерных стратегий с противоположными психологически-личностными чертами привело их к разному, обостренному в данном случае, пониманию долга и чести – в традиционной офицерской субкультуре, которую, скорее всего, разделял и Михаил как обычный боевой офицер, «двойные игры», заагентуривания и тому подобные вещи, составлявшие суть разведки, расценивалось как недостойные занятия и презрительно именовалось «фискальством»[68]. Тем более недостойным мог показаться такой выбор в условиях гражданской войны в отношении большевиков, а, судя по всему, как будет показано ниже, Евгений в 1918 году играл при них какую-то важную агентурную роль и вообще, вероятно, был одним из первых высококлассных советских разведчиков.

Во взаимоотношениях двух братьев символическим образом проявилась одна из драматических линий отечественной истории ХХ века – они вели своего рода заочный спор государственнической логики, обосновывающей движение вперед, несмотря ни на какие жертвы, и логики спасения и сбережения людей, в том числе вопреки и в противовес государственной необходимости.

При этом в предельно конфликтной ситуации гражданской войны, в которой оказались братья, они оба постарались занять внутри этого конфликтного поля наименее агрессивные позиции. Евгений, несмотря на свои высокие посты в стане «красных», парадоксальным образом не принимал участия непосредственно в гражданской войне, а Михаил в обоих «белых» правительствах (у Колчака и у Врангеля), по сути, занимался спасением людей и кораблей в тех ситуациях, когда проигрыш был уже очевиден.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза