Севастополь. История страны в лицах

Конечно, достоверно невозможно сказать, что думал старший брат, однако в своеобразном «дневнике» о пребывании в Бизерте, который Евгений Беренс вел вместо отчета для своего непосредственного начальника – командующего Морскими силами СССР Валентина Зофа – он, среди прочего, с явным сожалением записал о запланированной, но несостоявшейся поездке в Тунис (где и находился в тот момент Михаил). Поездка была запрещена французской стороной, которая взамен любезно предложила воспользоваться автомобилем для поездки в другие места. Евгения Беренса это не заинтересовало[71].

Всё это – только предположения, большой пласт архивных материалов еще ждет своего исследователя, и даже специалисты по военно-морской тематике затруднились ответить, сколько приблизительно информации о братьях Беренсах могут содержать архивы советской номенклатуры (РГАСПИ), белых эмигрантских коллекций (ГА РФ, архивы во Франции), архив ФСБ и даже относительно хорошо исследованный архив Военно-морского флота.

Часть 1. Евгений Беренс: Октябрь, «заговор послов», морской Генеральный штаб

Глобальное изменение политической реальности, в конечном итоге приведшее ко гражданской войне, очевидным образом началось в феврале 1917 года, с отречения императора Николая II и перехода власти к Временному правительству. Однако в этот момент от офицерства не потребовалось какого-либо политического самоопределения – как отмечает Кирилл Назаренко, «присяга Временному правительству была принесена также автоматически, как всегда присягали новому императору, и как присягнули бы условному Николаю III; перед офицерством вообще не стоял вопрос о выборе – присягать или нет Временному правительству».

Любопытно своего рода самооправдание задним числом в эмигрантских мемуарах одного из кадровых морских офицеров Гарольда Графа, который, кстати, был подчиненным Михаила Беренса на эсминце «Новике» в годы Первой мировой войны:

«Главная масса офицерства признала переворот и Временное правительство только потому, что считало его принявшим власть законным порядком и совершенно не знало закулисной стороны. Офицерам казалось, что государь добровольно отрекся от престола и добровольно передал власть. Знай же они, что власть захвачена Временным правительством насильно, большинство из них продолжало бы твердо стоять за государя»[72].

Впрочем, Денис Козлов, ведущий научный сотрудник, руководитель Центра военной истории России Института российской истории РАН, специалист по морскому офицерству начала ХХ века, отмечает:

«Думаю, что отношение большинства офицерства флота, включая Михаила Беренса, к Февралю и Временному правительству было если не одобрительным, то сдержанно-терпимым. Граф же на этом фоне выглядел совершенно ортодоксальным монархистом (и отчасти германофилом)».

Парадоксальным образом с формальной точки зрения Октябрьская революция 1917 года также не потребовала от офицерства самоопределения – им не нужно было приносить присягу людям, захватившим власть, продолжалась война, как офицеры они были мобилизованы, находились в действующей армии, и для того, чтобы выйти из состояния «службы» в военное время, требовался приказ о демобилизации.

И большевики издали такой приказ, но произошло это не сразу, а в конце января 1918 года – 28 января появился приказ о демобилизации, распускавший царскую армию и флот и объявлявший формирование на добровольных началах Красной армии и Красного флота. Словами Кирилла Назаренко, в этот момент офицерство и стало самоопределяться в массовом порядке – офицеры, не желавшие служить большевикам, писали приказы об увольнении. Всего таких, по его приблизительным подсчетам, среди кадровых морских офицеров оказалось порядка 10 % (около 400 человек).