Севастополь. История страны в лицах

По подсчетам К. Назаренко, кадровое морское дореволюционное офицерство вообще в массовом порядке пошло на службу к большевикам – на 1921 год таковых насчитывалось более 6 тысяч, и это составляет 82 % от их численности на 1917 год. Подобные цифры сильно отличаются от подсчетов исследователя российского офицерства Андрея Ганина по армии в целом (общий «раскол» офицерства на «красных» и «белых» – 42 и 38 % соответственно)[73], при этом большая часть офицеров оказалась в Красной армии после того, как большевики приступили к принудительным мобилизациям, с конца 1918 г.[74] В то же время оба исследователя солидарны в том, что приход к власти большевиков офицерство в массе своей встретило «довольно пассивно», так, Ганин пишет:

«В центрах страны, а также в центрах военных округов в тот период концентрировались десятки тысяч офицеров…, однако они не поддержали ни новую власть, ни ее противников… Поскольку большевики взяли под контроль центр страны, где располагались все органы центрального военного управления, а также прифронтовую полосу нескольких фронтов и Ставку, значительная часть офицерства таким путем, как бы по инерции, перешла из учреждений старой армии в те же, но видоизмененные органы новой, Красной армии. Например, большинство работников Ставки остались на своих местах после смены власти»[75].

А. Ганин цитирует генерал-майора А. А. Балтийского как типичный пример позиции офицеров того времени:

«И я, и многие офицеры, шедшие по тому же пути, служили царю, потому что считали его первым из слуг отечества, но он не сумел разрешить стоявших перед Россией задач и отрекся. Нашлась группа лиц, вышедших из Государственной думы, которая взяла на себя задачу продолжать работу управления Россией. Что ж! Мы пошли с ними, помогая им, как только могли и работая не для них, а для пользы Родины. Но они тоже не справились с задачей, привели Россию в состояние полной разрухи и были отброшены. На их место встали большевики. Мы приняли их как правительство нашей Родины и также по мере сил стремились помочь им в их работе. В политику мы в то время не вмешивались и действовали по признаку преемственности власти»[76].

Итак, события конца октября 1917 года не привели кадровое офицерство к быстрому самоопределению, которое началось в подавляющем большинстве с февраля 1918 года. Однако оба брата Беренса определились со своим выбором раньше, и это означает, что они принадлежали к тому меньшинству офицерства, которое отличалось от общей инертной массы.

Слова Евгения Беренса 15 ноября 1917 года на собрании Морского генерального штаба (МГШ), на котором его руководитель граф Алексей Капнист и несколько других чинов отказались поддерживать большевиков, цитируются во всех энциклопедических статьях. Евгений, на тот момент – начальник иностранного отдела Морского генштаба, заявил: «Надо думать о России и работать, господа, работать».

После этого собрание его выбрало новым руководителем Морского генштаба.

Впрочем, Кирилл Назаренко отмечает, что Капнист не уволился, а был уволен «за саботаж»: «Большевики были не лыком шиты, с откровенным саботажем достаточно быстро разобрались, и Капниста уволили за пару недель».

Соответственно, и Беренс был не выбран на собрании, а назначен новой властью[77].

По мнению Кирилла Назаренко, подобная «соглашательская» позиция Евгения может объясняться ожидавшимся в ближайшее время созывом Учредительного собрания, которое должно было «расставить все точки над и».