И дело не в том, что, как ясно из новейшей литературы, спасение Балтийского флота было осуществлено Алексеем Щастным, и Беренс принимал в нем участие, скорее, в качестве обще-стратегического руководителя, удаленного от конкретики[94]
. И не в том, что решение о затоплении Черноморского флота, словами Кирилла Назаренко, было политическим, а, значит, принималось лично Лениным. И даже не в том, что при Беренсе Морской генеральный штаб, по сути, самоустраняется от гражданской войны, и занимается такими «странными» делами, как соблюдение правильности делопроизводства, сокращение штатов и ликвидация подразделений, «статистические работы по учету производительных сил страны», разработка законопроектов по организации службы во флоте и табеля комплектации судов, перевод флота на мирное положение и т. п.[95]Дело в какой-то странной неуязвимости Евгения Беренса, в наибольшей степени проявившейся осенью 1918 года, когда его, судя по всему, никак не затронуло раскрытие большевиками так называемого «заговора послов»[96]
, при том, что в участии в этом заговоре обвинялись, среди прочих, не просто служащие Морского генерального штаба[97], но и ближайший помощник Беренса – Михаил Дунин-Барковский, бывший начальник Разведывательного отделения того же Морского генштаба, «пригретый» Беренсом в феврале 1918 года на должности руководителя иностранного отдела МГШ[98].Казалось бы, на Евгения Беренса подозрение должно было пасть в первую очередь. Ведь именно он занимался ликвидацией дореволюционной заграничной агентуры Морского генштаба в начале 1918 года, причем первоначально явно сопротивлялся ее упразднению большевиками[99]
, которые с весны 1918 года начали создавать свою агентуру при сугубо советских органах[100]. При упразднении разведки Морского генерального штаба Беренс передал всю агентуру Англии[101], а именно английские разведчики стояли в центре «заговора послов». Уничтожение документов штаба по агентуре в марте 1918 года проводил всё тот же Дунин-Барковский, которого летом 1918 года Евгений Беренс привлек к работе комиссии для разграничения деятельности органов разведки и контрразведки, созданной по инициативе Льва Троцкого[102].После обнаружения «заговора послов» в конце августа – первых числах сентября 1918 года, непосредственной реакцией на который стал первый массовый расстрел дореволюционной бюрократии большевиками 5 сентября, были арестованы подчиненные Дунина-Барковского, а затем – и он сам. В книге Кирилла Назаренко сообщается, что Дунин-Барковский находился под стражей около полутора лет[103]
.Как отмечает Денис Козлов, «Дело генмора» велось отдельно, была установлена личная связь чинов Морского генштаба с одним из организаторов заговора британским разведчиком Ф. Кроми, а в итоговой докладной записке во ВЦИК сообщалось по поводу Морского генерального штаба: «Регистрационная служба в совокупности с Морским контролем Генмора является филиальным отделением Английского Морского Генштаба»[104]
. Только за первый осенний месяц 1918 года в Морском генеральном штабе «было ликвидировано шестнадцать “англо-американо-французских шпионов”»[105].Впечатление от этого дела в среде офицерства было так велико, что, как предполагает Денис Козлов, именно на его фоне у руководителя Рабоче-крестьянского красного флота, ближайшего помощника Троцкого по морским вопросам, уже упоминавшегося бывшего вице-адмирала В. Альтфатера развилось нервное расстройство, приведшее к его смерти в апреле 1919 года.
Исследователь советской разведки и контрразведки, много работавший в закрытых архивах, А. А. Зданович отмечал проанглийскую ориентацию русской морской разведки в начале 1918 года[106]
. Если это так, это тем более должно было поставить старшего из братьев Беренсов под подозрение – ведь заговор исходил из кругов британской разведки.Однако «заговор послов» странным образом проходит как будто мимо Евгения Беренса. Более того, в это время, осенью 1918 года, при Морском генштабе «срочно» начинает работать «Военно-морская комиссия по составлению истории войны 1914–1918 годов на море»[107]
– очевидно, не самое необходимое учреждение в условиях гражданской войны. Но удивляет, скорее, состав комиссии, в которой оказываются: последний «царский» морской министр Иван Григорович; начальник одного из отделов штаба Балтийского флота Иван Ренгартен, уволенный большевиками с флота в апреле 1918 года; уже упоминавшиеся Александр Развозов, не так давно выпущенный из тюрьмы, и Михаил Бахирев (Бахирев на момент создания комиссии находится в тюрьме)[108]. А в конце 1918 года происходит серьезная аппаратная «победа» Беренса, о которой «младотурки» Морского генштаба и, видимо, и сам Евгений, мечтали еще в 1908 году – упраздняется ГУЛИСО, наследник дореволюционного Главного морского штаба, основного аппаратного конкурента Морского генштаба в Морском министерстве[109].