Читаем Севастополь. История страны в лицах полностью

И дело не в том, что, как ясно из новейшей литературы, спасение Балтийского флота было осуществлено Алексеем Щастным, и Беренс принимал в нем участие, скорее, в качестве обще-стратегического руководителя, удаленного от конкретики[94]. И не в том, что решение о затоплении Черноморского флота, словами Кирилла Назаренко, было политическим, а, значит, принималось лично Лениным. И даже не в том, что при Беренсе Морской генеральный штаб, по сути, самоустраняется от гражданской войны, и занимается такими «странными» делами, как соблюдение правильности делопроизводства, сокращение штатов и ликвидация подразделений, «статистические работы по учету производительных сил страны», разработка законопроектов по организации службы во флоте и табеля комплектации судов, перевод флота на мирное положение и т. п.[95]

Дело в какой-то странной неуязвимости Евгения Беренса, в наибольшей степени проявившейся осенью 1918 года, когда его, судя по всему, никак не затронуло раскрытие большевиками так называемого «заговора послов»[96], при том, что в участии в этом заговоре обвинялись, среди прочих, не просто служащие Морского генерального штаба[97], но и ближайший помощник Беренса – Михаил Дунин-Барковский, бывший начальник Разведывательного отделения того же Морского генштаба, «пригретый» Беренсом в феврале 1918 года на должности руководителя иностранного отдела МГШ[98].

Казалось бы, на Евгения Беренса подозрение должно было пасть в первую очередь. Ведь именно он занимался ликвидацией дореволюционной заграничной агентуры Морского генштаба в начале 1918 года, причем первоначально явно сопротивлялся ее упразднению большевиками[99], которые с весны 1918 года начали создавать свою агентуру при сугубо советских органах[100]. При упразднении разведки Морского генерального штаба Беренс передал всю агентуру Англии[101], а именно английские разведчики стояли в центре «заговора послов». Уничтожение документов штаба по агентуре в марте 1918 года проводил всё тот же Дунин-Барковский, которого летом 1918 года Евгений Беренс привлек к работе комиссии для разграничения деятельности органов разведки и контрразведки, созданной по инициативе Льва Троцкого[102].

После обнаружения «заговора послов» в конце августа – первых числах сентября 1918 года, непосредственной реакцией на который стал первый массовый расстрел дореволюционной бюрократии большевиками 5 сентября, были арестованы подчиненные Дунина-Барковского, а затем – и он сам. В книге Кирилла Назаренко сообщается, что Дунин-Барковский находился под стражей около полутора лет[103].

Как отмечает Денис Козлов, «Дело генмора» велось отдельно, была установлена личная связь чинов Морского генштаба с одним из организаторов заговора британским разведчиком Ф. Кроми, а в итоговой докладной записке во ВЦИК сообщалось по поводу Морского генерального штаба: «Регистрационная служба в совокупности с Морским контролем Генмора является филиальным отделением Английского Морского Генштаба»[104]. Только за первый осенний месяц 1918 года в Морском генеральном штабе «было ликвидировано шестнадцать “англо-американо-французских шпионов”»[105].

Впечатление от этого дела в среде офицерства было так велико, что, как предполагает Денис Козлов, именно на его фоне у руководителя Рабоче-крестьянского красного флота, ближайшего помощника Троцкого по морским вопросам, уже упоминавшегося бывшего вице-адмирала В. Альтфатера развилось нервное расстройство, приведшее к его смерти в апреле 1919 года.

Исследователь советской разведки и контрразведки, много работавший в закрытых архивах, А. А. Зданович отмечал проанглийскую ориентацию русской морской разведки в начале 1918 года[106]. Если это так, это тем более должно было поставить старшего из братьев Беренсов под подозрение – ведь заговор исходил из кругов британской разведки.

Однако «заговор послов» странным образом проходит как будто мимо Евгения Беренса. Более того, в это время, осенью 1918 года, при Морском генштабе «срочно» начинает работать «Военно-морская комиссия по составлению истории войны 1914–1918 годов на море»[107] – очевидно, не самое необходимое учреждение в условиях гражданской войны. Но удивляет, скорее, состав комиссии, в которой оказываются: последний «царский» морской министр Иван Григорович; начальник одного из отделов штаба Балтийского флота Иван Ренгартен, уволенный большевиками с флота в апреле 1918 года; уже упоминавшиеся Александр Развозов, не так давно выпущенный из тюрьмы, и Михаил Бахирев (Бахирев на момент создания комиссии находится в тюрьме)[108]. А в конце 1918 года происходит серьезная аппаратная «победа» Беренса, о которой «младотурки» Морского генштаба и, видимо, и сам Евгений, мечтали еще в 1908 году – упраздняется ГУЛИСО, наследник дореволюционного Главного морского штаба, основного аппаратного конкурента Морского генштаба в Морском министерстве[109].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза