Севастополь. История страны в лицах

«Ничего неизвестно о том, куда пошли деньги, полученные Францией от продажи кораблей Русской эскадры».

В статье А. Ю. Царькова утверждается, что советское руководство повело себя легкомысленно:

«Сенат Франции высказался резко отрицательно по поводу передачи кораблей СССР, так как посчитал, что это ослабит позиции их страны и ее союзников в Европе. В СССР этим решением остались очень недовольны, начались взаимные претензии, и конструктивного диалога не получилось. Вопрос о возвращении кораблей так и остался нерешенным. Руководство нашей страны отнеслось к этому крайне важному вопросу несколько легкомысленно и советские дипломатические представители не сумели твердо настоять на возврате русских кораблей… Создается впечатление, что руководство СССР не понимало истинной ценности оказавшихся в Бизерте боевых единиц бывшего Российского флота и поэтому не предпринимало активных действий для возвращения на Черное море кораблей, уведенных белыми»[143].

Однако ситуация была несколько сложнее. Как ясно из публикации некоторых документов РГВА о переговорах представителей СССР и Франции[144], единственным, кто выступил «за» безусловную необходимость «возвращения кораблей», и из членов советско-французской комиссии, и из дипломатического ведомства СССР (Леонид Красин, Максим Литвинов) был Евгений Беренс.

В воспоминаниях кораблестроителя Алексея Крылова, в первую очередь, речь идет о техническом состоянии кораблей[145]. Откровенно против возвращения кораблей выступил участвовавший в переговорах во Франции полномочный представитель СССР в этой стране Леонид Красин. 31 января 1925 года, т. е. спустя три недели после возвращения комиссии в Париж, первый заместитель наркома иностранных дел Литвинов писал председателю Реввоенсовета Михаилу Фрунзе и Иосифу Сталину: Красин, хотя и не знаком пока с итоговым докладом комиссии, сообщает, что корабли «потребуют крупного длительного ремонта» стоимостью в 15 миллионов рублей, это займет «несколько лет работы», поэтому «непосредственного усиления боеспособности нашего Черноморского флота ожидать не приходится». Предложение Красина сводилось к тому, чтобы засчитать стоимость «Бизертского флота» «в счет наших претензий к французскому правительству», а 15 миллионов потратить на строительство новых кораблей[146].

За три дня до этого письма Литвинова Фрунзе и Сталину, 28 января 1925 года, Евгений Беренс из Лондона писал своему непосредственному начальнику Зофу (подчиненного тому же Фрунзе) нечто совершенно противоположное. Подчеркивая, что произведенный комиссией расчет – это намного дешевле, чем строить новые корабли такого же уровня, Евгений Беренс настаивал, что возвращение кораблей несет важный символический смысл:

«…если вспомнить полную стоимость всего этого имущества, не только денежную, но и моральную, и престиж, то то, что придется затратить, составляют лишь обычный процент на долго задержанный ремонт».

В этом длинном письме В. Зофу Беренс приводил аргументы самого разного рода – что представление об устаревшем характере судов не мешает держать такие же суда на Балтике; что любые корабли являются сдерживающим фактором для агрессии, как было в годы гражданской войны с Англией в том же Балтийском море; что истерика Румынии и давление Англии на Францию не играют никакой роли, и единственное, имеющее значение в данном случае – это недовольство французского общественного мнения, с которым и нужно работать; что «военные суда нельзя рассматривать как имущество под залог обязательств»; и, наконец, что «речь идет о ВОЗВРАЩЕНИИ (так в тексте – Л. У.) судов, всегда бывших частью нашего Черноморского флота»[147].