Однако важен тот факт, что Михаил, как и его брат у «красных», не принимает непосредственного участия в боевых действиях. Но если это еще объяснимо в случае с Евгением, который был строевым офицером только в самом начале своей карьеры, то для его младшего брата участие в боях было всё же занятием более естественным, чем руководство следственной комиссией.
Можно предположить: к этому его привело не отсутствие «боевых» должностей в войсках Колчака, а раздражение от собственного состояния «моллюска», вылившееся в слова о Петрограде «пусть вымирают – это будет уроком», что Пилкин в своем дневнике назвал «большевизмом» и «иезуитством». Вполне «красным» кажется и название комиссии – «по выявлению обстоятельств службы морских офицеров у большевиков», и в этом также можно увидеть отзвук настроений Михаила Беренса, прозвучавших в разговоре с Пилкиным о роли его старшего брата (а также Развозова и британского атташе Кроми) в подчинении морских офицеров «большевистской стихии» – какое-то отчаянное стремление разобраться в произошедшем расколе, осудив как неправую противоположную сторону, психологически более сильную и уверенную в себе.
Впрочем, это только предположения, требующие подтверждения архивными материалами.
Более важным представляется момент падения правительства Колчака. По информации Н. Кузнецова, Михаил Беренс был назначен исполняющим обязанности командующего Морскими силами Тихого океана (и тут опять случайная перекличка с «Морскими силами республики», которые в этот момент возглавлял его старший брат у большевиков) 1 января 1920 года. Это означает, что младший Беренс оказался востребован по своему прямому назначению кадрового морского офицера за три дня до выдачи Колчака большевикам – очевидно, верховный правитель России, преданный союзниками и ближайшим окружением и понимая, что погибнет, оставлял на посту командующего Тихоокеанским флотом того, кому он мог доверить спасение проигравших – кораблей и людей.
И это спасение и было осуществлено Михаилом Беренсом – в течение января 1920 года под его руководством на вспомогательных судах эвакуировались в Китай учащиеся моряки (гардемарины Морского училища) и беженцы.
После этого младший Беренс отправился в «белый» Крым, где еще продолжалась борьба с большевиками, и куда он прибыл в августе 1920 года. Петр Врангель назначает Михаила Беренса командующим крепости Керчь, а с 15 сентября 1920 года – начальником 2-го (Азовского) отряда Черноморского флота (1-й отряд воевал в Черном море)[124]
.Однако, как и у Колчака, у Врангеля младший из братьев Беренсов не воевал – спустя месяц после назначения его начальником Азовского отряда, началась активная подготовка врангелевских войск к эвакуации (впрочем, планы по эвакуации разрабатывались еще с весны 1919 года – чтобы не допустить повторения эвакуации из Новороссийска, больше похожей на хаотическое бегство[125]
).Есть какой-то символизм в том, что, как и у Колчака, деятельность Михаила Беренса в качестве одного из руководителей флота у Врангеля началась в момент, когда стало ясно, что «белые» проиграли, и всё, что можно сделать – это эвакуировать проигравших людей и всех, кто захочет пойти с ними, как подчеркнул Врангель в своем обращении к жителям Севастополя и Крыма, «в неизвестность».
«Русский исход» врангелевских войск ноября 1920 года, в ходе которого из Крыма было эвакуировано чуть более 145 тысяч людей, описан во многих работах[126]
. Михаил Беренс командовал вторым из четырех отрядов кораблей, состоявшем из 8 миноносцев[127]. Его отряд уходил из Керчи (другими портами эвакуации были назначены Севастополь, Ялта, Феодосия и Евпатория)[128] и был единственным, попавшим в 7-бальный шторм, в то время как все другие отряды дошли до места назначения – Константинополь – по штилю.По прибытии в Константинополь Врангель переименовал Черноморский флот в Русскую эскадру – теперь это была, словами историка внешней политики России, доцента МГУ им. М. В. Ломоносова Олега Айрапетова, «армия экспатридов». Еще накануне эвакуации «генерал Врангель и верховный комиссар Франции в России Мартель совместно с адмиралом Дюменилем подписали конвенцию, в соответствии с которой вооруженные силы Русской армии и мирные беженцы передавались под покровительство Франции. В качестве залога расходов, которые могли возникнуть у Франции вследствие этого покровительства, ей предоставлялись русские военные корабли»[129]
.Олег Айрапетов отмечает:
«
Собственно, это была не армия – а флот, боевые корабли, которые нужно было обслуживать, то есть иметь на них команду.