Севастополь. История страны в лицах

«Я ему сказал, между прочим, о Кронштадте (речь идет о плане захвата Кронштадта с моря, разработанном для Юденича Пилкиным – Л. У.). Он первый раз промолчал, сделав мутные глаза, а сегодня… стал спорить со мной по существу… “Это авантюра. Захватить Кронштадт можно, но удержать его, не имея за собою поддержки больших сил – нельзя. Надо дать что-нибудь населению, а если ничего не давать, то через два дня оно устроит к<онтр>революцию”. Беренс прав, конечно, но трудно учесть сейчас психологию. Может быть, взятие Кронштадта будет началом восстания в Петрограде. Но Беренс утверждает, что это невозможно. Все в Петрограде, Развозов, все, все превратились в моллюсков и боятся каждой винтовки. Беренс говорит, что и он, когда был в Петрограде, был моллюском и считал, что главное – это спасение петроградцев от большевиков, от голода. Теперь он другого мнения: пусть вымирают! Это будет урок, может быть, для Москвы, для Киева. А Развозов говорил ему перед его отъездом: скажите Юденичу, скажите Пилкину, чтобы скорее, скорее спасали Петроград. И мне кажется, что его и действительно надо спасать. “Пусть вымрет – это будет уроком”. Это значит ради хорошей цели допускать гнусные средства. Это большевизм! Это иезуитство! Ничто не вознаградит за гибель людей, и каких людей может быть…».

В этой позиции Михаила Беренса, вызвавшей столь явное отторжение автора дневника, видимо, зафиксирован личный опыт – страха, который съедал и его, не хотевшего сбегать из Петрограда, и Бахирева, отказавшегося сбегать из тюрьмы, и Развозова, отказавшегося ехать к Колчаку, но просившего о «скорейшем спасении Петрограда» и денег на «прокорм» того «голодающего» офицерства, которое предпочитало тем не менее оставаться в северной столице.

Вероятно, радикальное неприятие Михаилом Беренсом своей петроградской жизни образца 1918 года, когда он стал «моллюском», отразилось в его деятельности у Колчака. В доступной литературе занятия младшего из братьев Беренсов этого периода, с июня 1919 года по январь 1920 года, описаны крайне невнятно. В частности, утверждается, что «при Колчаке» «в 1919–1920-х годах» Михаил Беренс был командующим Морскими силами Приморской земской управы. Однако Приморская земская управа возникла на Дальнем востоке после падения власти Колчака, в январе 1920 года, поэтому возглавлять ее морские силы младший из Беренсов не мог ни «при Колчаке», ни «в 1919 году», не говоря уже о том, что сама управа была, скорее, пробольшевистским образованием, а не «белым».

Никита Кузнецов, автор книги «Русский флот на чужбине», старший научный сотрудник Дома русского зарубежья, смог прояснить некоторые важные моменты деятельности младшего из братьев Беренсов, не введенные на данный момент в научный оборот. – Те полгода, что прошли до падения власти Колчака, Михаил, произведенный почти сразу по прибытии в Сибирь в контр-адмиралы как бы в продолжение дореволюционного стажа, стал председателем следственной комиссии по выявлению обстоятельств службы морских офицеров у большевиков. Была у него и другая деятельность явно не первоочередного организационного толка – членство в Георгиевской думе (ведала награждениями офицеров), председатель комиссии по разработке вопросов об аттестации офицеров. Н. Кузнецов предполагает, что у Колчака не нашлось для Михаила Беренса собственно боевых обязанностей, т. к. тот поздно приехал – ведь после его вызова в январе 1919 года до его прибытия прошло почти полгода.