Север и Юг

Щедрая душа Мэри мгновенно откликнулась на просьбу. Что же дать-то? А когда Маргарет выбрала простую маленькую чашку, которая всегда стояла у постели больной, добрая девушка заволновалась:

— О, возьмите что-нибудь получше! Она и стоит-то всего четыре пенса!

— Спасибо, этого вполе достаточно, — поблагодарила Маргарет и поспешила уйти, пока лицо Мэри светилось радостью от возможности подарить хотя бы мелочь.

«Ну а теперь к миссис Торнтон!» — решительно сказала себе девушка, но от одной лишь мысли о предстоящем визите ей стало плохо. К тому же как объяснить тетушке, кто такая миссис Торнтон и почему к ней необходимо ехать?

Посетительниц (миссис Шоу соблаговолила выйти из экипажа) проводили в гостиную, где только что растопили камин. Тетушка закуталась в шаль и вздрогнула.

— Какой холод, однако!

Появления хозяйки пришлось дожидаться несколько минут. Теперь, когда Маргарет приехала проститься, чтобы навсегда убраться с глаз долой, достойная леди смягчилась. Твердый дух молодой особы, проявившийся при различных неожиданных обстоятельствах, запомнился ей больше редкого терпения в долгих мучительных испытаниях. Приветствие прозвучало теплее, чем обычно, а в обращении даже мелькнула тень нежности — очевидно, из-за бледного, опухшего от слез лица и дрожащего голоса, с которым Маргарет напрасно старалась совладать.

— Позвольте познакомить вас с моей тетушкой, миссис Шоу. Завтра я навсегда покидаю Милтон. Считаю необходимым попросить у вас прощения за поведение во время последней встречи и выразить уверенность в ваших добрых намерениях — как бы ложно мы ни поняли друг друга.

Слова племянницы заметно озадачили миссис Шоу: благодарность за доброту и извинение за дурные манеры, — но ответ миссис Торнтон прозвучал совершенно спокойно:

— Мисс Хейл, рада слышать, что вы все поняли как должно. Высказав свое мнение, я сделала лишь то, что считала необходимым, поскольку всегда стремилась оставаться вам старшей подругой. Рада, что вы сумели оценить мое намерение.

— Согласитесь ли вы поверить, что я не совершила ничего предосудительного, хотя и не могу объяснить свое поведение, поскольку не имею права раскрывать чужую тайну? — пунцово покраснев, попросила Маргарет.

Голос ее прозвучал так мягко, а глаза взглянули так жалобно, что миссис Торнтон впервые поддалась обаянию, прежде неизменно остававшемуся без ответа.

— Да, я вам верю. Оставим эту тему. Итак, вы намерены вскоре оставить Милтон. Вы никогда не любили наш город, но, несмотря на это, поздравлений не ждите. Где же намерены жить отныне, мисс Хейл?

— У тетушки.

Маргарет повернулась к миссис Шоу, и та пояснила, нежно глядя на нее:

— Племянница переедет в мой дом на Харли-стрит. Она мне почти как дочь. Рада выразить вам и собственную благодарность за проявленную к ней доброту. Если вы с мужем соберетесь в Лондон, зять и дочь — капитан и миссис Леннокс, — несомненно, разделят стремление оказать вам все возможное внимание.

Хозяйка с неприязнью подумала, что Маргарет не удосужилась просветить родственницу относительно семейных связей Торнтонов, на которых любезная леди уже успела распространить свое покровительство, а потому кратко ответила:

— Мой муж умер. Мистер Торнтон — мой сын. В Лондон я никогда не езжу, а потому вашим заманчивым приглашением воспользоваться вряд ли смогу.

В этот момент в комнату вошел сам мистер Торнтон, только что вернувшийся из Оксфорда. Траурный костюм убедительно объяснял цель поездки.

— Джон, — обратилась к сыну миссис Торнтон, — эта леди — миссис Шоу, тетушка мисс Хейл. К сожалению, визит мисс Хейл — прощальный.

— Значит, все-таки уезжаете, — без всякого выражения произнес Торнтон.

— Да, — подтвердила Маргарет, — завтра.

— Сегодня вечером приедет зять, чтобы сопровождать нас, — добавила миссис Шоу.

Торнтон отвернулся, хотя и не сел, а остался стоять, что-то внимательно рассматривая на столе, словно обнаружил нераспечатанное письмо и внезапно забыл об окружающих, а потому не сразу заметил, что дамы поднялись, собираясь уйти. Спохватившись, он бросился провожать миссис Шоу к экипажу, и они с Маргарет оказались на крыльце напротив друг друга. В то же мгновение в сознание каждого естественным образом проникло воспоминание о дне бунта. Торнтон связал его с драматичной сценой следующего дня: с пламенным заявлением Маргарет, что нет в яростной толпе ни одного человека, о котором она не беспокоилась бы точно так же, как о нем. Ледяные слова прозвучали в сознании и оживили давнюю обиду, хотя сердце разрывалось от тоски.

Нет, однажды он уже осмелился проявить чувства и потерял все. Пусть уезжает. Пусть увозит и свое каменное сердце, и свою проклятую красоту. Как холодно, как отталкивающе неприступно ее лицо, несмотря на прелесть черт! Боится, что он скажет ей что-нибудь неуместное или неловкое. Да, пусть едет: все равно ей вряд ли удастся найти сердце более верное, чем его. Счастливого пути!