— Не сомневайся: он и сейчас глубоко тебя уважает. Возможно, слегка переживает, но неизменно отзывается с глубоким почтением и расположением, хотя некоторые особенности его поведения мне теперь стали понятны.
Маргарет долго молчала, потом наконец произнесла:
— Может, объясните, какие именно особенности вы имели в виду?
— О, ничего необычного! Он всего лишь вызвал мое раздражение нежеланием поддержать восхваление твоей персоны. Как старый дурак, я решил, что каждый должен думать так же, как думаю сам, а он явно имел другое мнение. Тогда я несколько удивился, но если обстоятельства не получили объяснения, мистер Торнтон наверняка пребывал в неведении и недоумении. Во-первых, ты разгуливала в сумерки с молодым человеком…
— Но это же мой брат! — возмущенно воскликнула Маргарет.
— Совершенно верно. Но откуда ему это знать?
— Честно говоря, никогда не задумывалась… — призналась Маргарет и покраснела.
— Возможно, он и не придал бы встрече особого значения, если бы не твое отрицание очевидного, хотя, по моему мнению, в данных обстоятельствах это было необходимо.
— Вовсе нет: теперь я точно это знаю и глубоко раскаиваюсь.
После долгого молчания Маргарет наконец заговорила:
— Скорее всего, я больше никогда не увижу мистера Торнтона.
— Многое на свете кажется куда более невероятным, — отозвался мистер Белл.
— И все же я знаю, что никакой встречи уже не будет. Мало кому удается так низко пасть в глазах… друга, как пала я. — Глаза ее наполнились слезами, но голос звучал твердо. — Теперь, когда Фредерик потерял всякую надежду на оправдание, а вместе с ней и желание восстановить истину и вернуться на родину, было бы разумно все объяснить. Если вдруг представится удобный случай (только умоляю — ничего не навязывайте), не согласитесь ли изложить все обстоятельства, но подчеркнуть, что делаете это по моей просьбе? Ради памяти папы хочу попытаться восстановить свое доброе имя, пусть даже мы больше никогда не встретимся.
— Разумеется. Больше того, считаю, что мистер Торнтон должен знать правду. Не хочу, чтобы на вас падала хотя бы легкая тень сомнения. Он понятия не имеет, что думать о той прогулке в обществе молодого джентльмена и нежелании в этом признаваться.
— Что касается этого, — высокомерно заявила Маргарет, — пусть думает что угодно. И все же при благоприятных условиях я предпочла бы объясниться, но не ради того, чтобы очиститься от подозрений в неприличном поведении. Если бы знала, что он меня подозревает, даже не подумала бы оправдываться. Нет! Просто хочу, чтобы он знал, что подтолкнуло меня к искушению и падению, — что заставило солгать.
— Ничуть тебя за это не виню, и, поверь, моя любовь здесь вовсе ни при чем.
— Чье угодно мнение — ничто по сравнению с моим собственным глубоким знанием, внутренним убеждением в своей неправоте. Только, если можно, давайте больше не будем об этом говорить. Что было, то было. Грех совершен. Теперь надо постараться оставить его в прошлом и впредь говорить только правду.
— Что ж, очень хорошо. Если хочешь чувствовать себя виноватой, не могу запретить, но лично я предпочитаю держать совесть в закрытой коробочке подобно попрыгунчику. Когда она вдруг выскакивает, то всякий раз удивляет своими размерами. Приходится уговаривать ее вернуться обратно, как рыбак уговаривал джинна снова спрятаться в кувшин. «Чудесно сознавать, что ты так долго помещалась в скромном убежище, что я даже не подозревал о твоем существовании, — говорю ей я. — Прошу, не расти больше и не смущай меня своими масштабами, а постарайся вернуться туда, откуда пришла». Но стоит совести спрятаться, вместо того чтобы запечатать горлышко сосуда и больше не трогать, я выпускаю ее вновь, чем нарушаю волю Соломона — мудрейшего из людей.
Однако Маргарет было не до шуток: остроумные рассужения мистера Белла оставались за пределами ее сознания. Мысли сосредоточились на единственной идее, уже являвшейся ранее, но теперь воплотившейся в форме убеждения: мистер Торнтон глубоко в ней разочарован. Она не верила, что признание поможет восстановить (нет, не чувства — об этом можно забыть) хотя бы уважение и доброе отношение.
От этих тягостных раздумий ком подкатил к горлу, и Маргарет попыталась успокоиться, сказав себе: что бы кто о ней ни думал, это не меняет ее истинной сущности, — но банальность мгновенно рассыпалась под тяжестью сожаления. Хотелось задать мистеру Беллу множество вопросов, но ни один из них так и не прозвучал. Добрый джентльмен решил, что подопечная устала, и рано отправил ее спать, но Маргарет еще долго сидела возле открытого окна, неотрывно глядя на темный купол неба, на звезды, что возникали, мигали и прятались за огромными раскидистыми деревьями. Всю ночь горел огонек и в ее бывшей спальне, превращенной новыми хозяевами в детскую, — до рассвета не гасла свеча. Маргарет утонула в ощущении перемен, личной незначительности, растерянности и разочарования. Мир не стоял на месте: едва заметная, но вездесущая изменчивость доставляла куда более мучительную боль, чем внезапный, резкий рывок.