Север и Юг

Вскоре из Милтона приехала Диксон, чтобы взять на себя обязанности горничной, и привезла множество спелетен и новостей. Поведала прежде всего о свадьбе мисс Торнтон, не упустив подробностей о подружках невесты, нарядах и торжественных завтраках, сопуствовавших пышной церемонии. Марта теперь ее личная прислуга. В городе говорили, что мистер Торнтон устроил совершенно роскошную свадьбу, несмотря на серьезные финансовые потери в результате забастовки и срыва контрактов. Распродажа мебели принесла постыдно мало денег, если учесть состоятельность жителей Милтона. Две выгодные покупки сделала миссис Торнтон. На следующий день явился и сам мистер Торнтон, чтобы кое-что приобрести, и, к удовольствию зевак, заплатил за вещи больше, чем запрашивалось. Если миссис Торнтон снизила цену, то ее сын с лихвой компенсировал потери. Мистер Белл прислал множество заказов на книги, но разобраться в его предпочтениях оказалось непросто: лучше бы он приехал и отобрал то, что ему нужно, сам. К сожалению, о Хиггинсах Диксон рассказала мало: память ее цеплялась за аристократические предрассудки и изменяла всякий раз, когда речь заходила о тех, кто стоял на нижней ступени социальной лестницы. По ее мнению, Николас жил очень хорошо и несколько раз заходил, чтобы справиться о здоровье мисс Маргарет, — единственный, кто интересовался, если не считать мистера Торнтона: тот тоже однажды спрашивал. Мэри? О, у нее все прекрасно! Огромная, толстая, неряшливая! Кажется, кто-то сказал, что она работает в столовой на фабрике мистера Торнтона: отец захотел, чтобы дочка научилась готовить.

Диксон не слишком заботилась о связности своих историй, да это для Маргарет и не имело значения: просто поговорить о Милтоне и его жителях было очень приятно. Впрочем, саму Диксон тема мало увлекала — куда больше ей нравилось рассуждать о мистере Белле и его речах, свидетельствовавших о твердом намерении объявить Маргарет наследницей, — но молодая госпожа не пожелала развивать эту тему и не стала отвечать на многочисленные вопросы, пусть даже старательно замаскированные под подозрения, наблюдения и утверждения.

Все это время Маргарет тайно мечтала услышать, что мистер Белл приезжал в Милтон по делам. В Хелстоне, во время знаменательного разговора, они пришли к единому мнению, что желанное объяснение должно достичь сознания мистера Торнтона исключительно в личной беседе, да и то весьма ненавязчиво. Письма профессор писал нерегулярно, но время от времени, когда возникало настроение, все-таки одаривал названную дочь короткими посланиями. Особых надежд Маргарет не питала, и все же откладывала листки с легким чувством разочарования. В Милтон мистер Белл не собирался — во всяком случае, ничего об этом не писал. Что ж — значит, следовало набраться терпения: рано или поздно туман рассеется. Письма почтенного джентльмена мало напоминали его самого: лаконичные, полные жалоб и даже необычной, несвойственной ему горечи. Он не хотел смотреть в будущее — скорее, сожалел о прошлом и тяготился настоящим. Маргарет решила, что причина дурного расположения кроется в пошатнувшемся здоровье, но в ответ на тревожные расспросы мистер Белл прислал сердитую записку, где напоминал о существовании старомодной болезни под названием «сплин». Ей самой решать, умственное это недомогание или физическое, но он сохраняет за собой право ворчать, не предоставляя отчетов о состоянии здоровья.

После суровой отповеди Маргарет перестала интересоваться самочувствием старшего друга, пока однажды Эдит не рассказала о своей беседе с мистером Беллом во время его последнего пребывания в Лондоне. Выяснилось, что джентльмен всерьез собирался отвезти подопечную к брату и невестке в Кадис и планировал совершить это путешествие осенью. Маргарет засыпала кузину вопросами, но та вскоре заявила, что утомилась и больше ничего вспомнить не может. Мистер Белл сказал только, что было бы неплохо услышать рассказ о бунте из уст самого Фредерика, а заодно предоставить Маргарет возможность познакомиться с Долорес. Во время продолжительных каникул он всегда совершал дальние путешествия, так почему бы в этот раз не посетить Испанию? Вот и все. Эдит выразила надежду, что Маргарет разволновалась вовсе не потому, что хочет их покинуть, а потом от нечего делать расплакалась и заявила, что любит Маргарет значительно больше, чем та ее. Маргарет успокоила кузину как могла, но объяснять, как ее вдохновила мысль о поездке в Испанию, не стала. Всякое развлечение без ее личного участия Эдит воспринимала как молчаливое оскорбление или — в лучшем случае — как доказательство равнодушия к ее персоне, поэтому Маргарет сочла разумным скрыть радость, позволив себе лишь небольшую вольность: одеваясь к обеду, спросила Диксон, не желает ли навестить мастера Фредерика и его молодую жену.

— Но ведь она католичка, мисс. Разве не так?

— Кажется… О да, конечно! — подтвердила Маргарет, на миг обескураженная забытым обстоятельством.

— И живут они в католической стране?

— Да.