Северянин (СИ)

** Тинг – древнескандинавское и германское правительственное собрание, состоящее из свободных мужчин страны или области. Тинги, как правило, имели не только законодательные полномочия, но и право избирать вождей или королей. Так же на тингах проходили суды. В славянских странах аналогом тинга является вече.

========== Глава 17 ==========

        Глитнир столбами

из золота убран,

покрыт серебром;

Форсети* там

живет много дней

и ладит дела.

(Видение Гюльвы.

Из Младшей Эдды)

          Упрямо сжимая челюсть и стискивая кулаки, так что короткие ногти оставляют кровавые полукружья на грубой коже ладоней, Норд стремительно шел к главной площади. Бредущий следом Торвальд то и дело бросал на него напряженные, полные тревоги взгляды. Несмотря на по-зимнему холодный ветер, лоб викинга был покрыт влажной пленкой испарины, и капли горького пота склизко бежали по вискам и спине.

          Не дойдя до площади пары дюжин шагов, Норд остановился и сделал несколько глубоких вдохов. Тряхнул непокрытой головой, хмыкнул, словно сам себе что-то сказал, и, отбросив смущающий душу страх, шагнул в толпу. Обвешанные оружием бонды галдели не хуже торгующих баб на рынке, только голоса их были ниже и грубее. Гомон нередко разбавлялся бряцаньем мечей и секир или глухими ударами щитов.

          Изогнув губы в лихой улыбке превосходства, Норд пробился в первый ряд, заплатив за это множеством синяков на ребрах и напрочь оттоптанными ногами. Торвальду, следующему сразу за другом, путь дался легче, и он остановился за спиной Норда, глядя на судилище поверх лохматой макушки.

          Кое-как пристроив свой клинок, чтоб его рукоятка не впивалась в бедро, Норд удовлетворенно выдохнул и стал рассматривать тех, кто сегодня будет держать его судьбу за горло. В центре площади, окруженные веревкой, натянутой на ореховые вехи, сидели судьи. Четверо разных во всем, от возраста и облачения до выражения лиц, мужчин. Крайним справа был высокий, сухой как истлевшее дерево старец. Его волосы и борода казались легким беловатым свечением, окутывающим голову и плечи. Руки старика тряслись, но продолжали сжиматься на рукояти тяжелой секиры. В голове у Норда мелькнуло, что, видно, внуки приносят оружие деда на площадь, ибо сам он едва ли сможет оторвать топор от земли. По правую руку от старика сидел полный и улыбчивый мужчина средних лет. Его лицо не было отмечено ни мудростью долгой жизни, ни отвагой и безрассудной честностью молодости, и несведущий непременно удивился бы, как вообще оказался он в границе суда. Со второго края вольготно расселся тот, кого бы можно было назвать образцом совершенного викинга, и, если бы людей разводили как животных, он без сомнений стал бы главным быком-осеменителем. Даже сидя он казался высоким и могучим. Несмотря на холодный день, рукава его рубах были закатаны, и бугрящиеся под бледной, покрытой золотистыми курчавыми волосками кожей мускулы ретиво доказывали даже не спорящим, что их хозяин невероятно силен. А вот четвертый судья… Пусть нахальная улыбка уверенного в своей правоте человека и не сошла с лица Норда, но нутро его сжалось в холодный скользкий комок, а после взорвалось ледяными иглами: на голову возвышаясь над бравым молодцом, подле пухлого мужичонки восседал Торир, и его оскал ничуть не уступал тому, что красовался на лице Норда, только было в нем и еще что-то такое гадкое, опасное, острое, наполняющее ярла уверенностью.

          Норд натолкнулся на колкий взгляд Торира, и ярл задорно подмигнул. Ужасно захотелось тут же отвести глаза, но сделать это сейчас — показать слабость. Поэтому Норд смотрит, не обращая внимания на слезы, выступившие от ветра. Торир щурится и слегка покачивает головой, и тут полный судья кладет руку ему на плечо: Ториру приходится отвернуться. Норд слегка расслабляется. Он опять оглядывает толпу и замечает старика Ивара, стоящего чуть поодаль. Это с ним Норд совет держал, как лучше быть на тинге. Тот и мудрое сказал, и помощь предложил. За напутствие Норд поблагодарил, а вот от заступничества отказался — не тот момент, чтоб его проблемы кто другой решал.

          С кряхтением поднялся судья-старик и, тяжело опираясь на секиру, провозгласил трескучим голосом начало тинга. С почти слышимым скрипом он опустился обратно, и в круг вызвали крупного рыжего мужа с серебром на висках, крепко держащего за порядком покрасневшее ухо какого-то юнца. Особо сердитым, впрочем, мужик не выглядел: казалось, он притащил мальчишку на тинг, скорее, в воспитательных целях, чем за реальным наказанием. И впрямь, оказалось, что этот дитя-сладкоежка стащил бочонок меда. Еле сдерживая улыбки, судьи постановили вернуть мед хозяину, а обворованному посоветовали отстегать мальчишку прутом. Красный насупившийся юнец то и дело шмыгал носом и всхлипывал, а когда взрослый викинг, не разжимая пальцев, резко развернулся и пошел прочь из круга, жалобно вскрикнул.