Северная экспедиция Витуса Беринга

Глава седьмая Большая земля

Погода стояла хорошая, и моряки, когда не были заняты работой, собирались возле лееров «Святого Петра», обсуждая затруднительное положение, в котором оказались: они прошли огромное расстояние, но так и не увидели земли ни с одной стороны. К концу июня бочонки с пресной водой наполовину опустели, а рационы урезали на случай, если земля окажется еще дальше. Кок готовил кашу для ужина по слегка измененному рецепту, чтобы она была крутой, а не водянистой. Корабль несколько недель шел к востоку при хорошем ветре и погоде.

Мы не видели ничего, кроме неба и моря, и слышали лишь изумленные восклицания офицеров – как мы могли так сильно ошибиться, посчитав, что Камчатка отделена от Америки лишь узким проливом[99].

Беринг почти все время лежал в каюте, страдая от неизвестной болезни, вызывавшей упадок сил, так что офицеры стали управлять кораблем сами, не советуясь с ним и не сообщая о своих решениях. Во главе экспедиции, по сути, встал старший помощник Ваксель при поддержке морского совета, и Беринг очень редко упоминается в его воспоминаниях о путешествии. «Уже так вскоре у них возник другой замысел, – вспоминал Стеллер, – не сообщать капитан-командору, который не выходил из каюты, больше, чем считали нужным»[100]. «Святой Петр» по-прежнему шел на северо-восток, и около месяца путешествие было тоскливым и неясным; никаких явных опасностей не возникало, но неизвестность все равно тревожила. Они не видели ничего достойного внимания и слышали только шипение волн и шум ветра в парусах.

Распорядок дня оставался неизменным; никуда не делись и внутренние конфликты. Если на корабль размерами 27,5 на 7 метров втиснуть 77 человек, остаться наедине с собой практически невозможно. Как всегда, в центре перебранок оказывался Стеллер, который продолжал называть офицеров дураками из-за того, что они не следовали его советам о том, куда вести корабль. Несмотря на постоянные споры и явное отвращение к тому, что его воспринимали несерьезно, а его мнения игнорировали или высмеивали, Стеллер не считал себя причиной каких-либо межличностных проблем на корабле. Русские моряки, со своей стороны, продолжали оскорблять его и насмехаться за привередливость и чуждое им высокомерное поведение. Стеллер писал:

Из-за бесстыдных, весьма грубых выговоров со стороны офицеров, которые бесцеремонно и презрительно отвергали все самые обоснованные и своевременные предостережения и предложения, будто по-прежнему имели дело с казаками и несчастными ссыльными, везущими провизию из Якутска в Охотск и обязанными просто делать, что им говорят, не отвечая и не возражая, и я, и другие уже давно закрыли рты. Неважно, что́ мы видели и обсуждали ради общего блага и общественного интереса, всегда был готов ответ: «Ты ничего не понимаешь; ты не моряк; ты не Господь Бог, чтобы это знать!»[101]

Офицеры, возмущался Стеллер в дневнике после того, как кто-то задевал его честь или не демонстрировал уважения, которого, по его мнению, он был достоин, привыкли иметь дело с невежественной толпой в Сибири, а не с образованным джентльменом вроде него. Они «совершенно забылись и вследствие дурной привычки верили в собственную непогрешимость и чувствовали себя оскорбленными, если кто-либо рассуждал о том, о чем они не имели представления»[102].