Северный крест

Но что не дозволено быку, то дозволено Юпитеру,

при случае становящемуся и быком, когда случай – сама Европа.

К.Свасьянъ

Долгое, долгое время иные критяне – и покамѣстъ народъ критскій еще оставался автохтономъ, и когда Критъ минойскій сталъ Критомъ микенскимъ, во времена послѣдующія, – вѣрили, что всякій восходъ Солнца, сіе лазури покраснѣніе утреннее, претворяющее её по манію Судьбы въ багръ, есть дѣло рукъ М., а шествіе Луны по небосводу – шествіе Дѣвы. – Однимъ словомъ, немногіе уже въ великой древности обезсмертили ироя юнаго и ту, что родила его Я, причисливши обоихъ къ сонму боговъ. Не былъ бы наивнымъ возгласъ иного читателя, и мы съ нимъ согласимся: «Развѣ не былъ ли достоинъ безсмертья мужъ сей? – Се Человѣкъ». И, хотя для большинства имя М. кануло въ Лету, иные критяне еще цѣлыя поколѣнія славили М. и Дѣву – до тѣхъ поръ пока память народная – уже греческая, а не минойская, – въ формѣ аллегорической не отождествила М. съ Персеемъ, Тесеемъ, Орфеемъ и Геракломъ, жившими въ цѣломъ на нѣсколько десятилѣтій, а то и сотенъ лѣтъ позднѣе М.; Дѣву же пришлые греки много позднѣе отождествили съ Аріадной или же Евридикою. Однако вскорѣ аллегорическое толкованіе позабылось, и представленіе о Персеѣ, и Тесеѣ, и Орфеѣ, и Гераклѣ, равно и о Аріаднѣ, и Евридикѣ чѣмъ далѣе, тѣмъ менѣе имѣло въ себѣ что-либо отъ М. и отъ Дѣвы. Къ сему добавимъ слѣдующее: подъ знакомъ искорененія духа М., премного неугоднаго и неудобнаго для сферъ дольнихъ, и стоялъ міръ оттолѣ; или – на иной ладъ – словами Великаго Инквизитора: «Зачѣмъ же Ты пришелъ намъ мѣшать? Ибо Ты пришелъ намъ мѣшать и самъ это знаешь». Именно потому были исконныя еще минойскія преданія претворены греками въ легенду о Дедалѣ и Икарѣ – въ назиданіе: высоко взлетишь – погибнешь; кромѣ того, позднѣе греки связывали М. и…Фаэтона: снова – въ назиданіе. Вокругъ этой же идеи вращалась и сущность древнегреческой трагедіи: не дѣлай, не безумствуй, не богоборствуй: дерзость есть величайшій грѣхъ и равна она дерзосердію. Далѣе – черезъ лабиринтъ вѣковъ – слѣдовалъ «прогрессъ» – «отъ музыки къ демократіи» (словами Т.Манна), или же – отъ ризы, тоги и фрака къ майкѣ[9]… – Эпохи позднія промѣняли сознательное на безсознательное, духъ – на тѣло, смыслъ – на безсмыслицу. Но всё же духъ М. на тотъ или иной ладъ въ рѣдкіе миги многажды себя еще являлъ.

Наша книга для того и понадобилась, чтобы читатель не заблудился въ лабиринтѣ духа и не былъ сраженъ Минотавромъ (коимъ можетъ предстать и Ариманъ и самъ Іалдаваофъ) или же подобно Европѣ не былъ похищенъ Быкомъ, но милостію Дѣвы – и ея нити, дозволяющей подняться прочь отъ земли, – былъ бы вырванъ изъ темницы Мы и изъ узилища Плоти, будучи спасенъ отъ вѣяній дольнихъ правителей. Нить сія – Слово, мостъ межъ духомъ и плотью, межъ горнимъ и дольнимъ, Слово, единственно и дозволяющее не повторять съ мѣрнымъ постоянствомъ судьбу (по одному воззрѣнію) финикійской принцессы Европы, похищенной, по повѣрьямъ сѣдыхъ временъ, однимъ дольнимъ властителемъ (Зевсомъ, породившимъ съ нею Миноса, Радаманта и Сарпедона, коихъ воспитывалъ съ нею, однако, Астеріонъ, ставшій позднѣе ея мужемъ, нарицаемый на Критѣ минойскомъ – Акеро), имя чье восходитъ къ финикійскимъ словамъ «темнота», «заходъ солнца», «западъ», «вечеръ», – но скорѣе не разыграть роль, но быть: тирскимъ царевичемъ Кадмомъ, ея братомъ, по одной легендѣ, отправившимся на западъ за своей украденной сестрою и попутно принесшимъ въ греческія земли письмо, зачавъ, такимъ образомъ, всю европейскую культуру, и имя чье восходитъ также къ финикійскимъ словамъ, означающимъ «древній», «восточный». – Словомъ, въ діалектикѣ Запада (Европы) и Востока (Кадма) – быть Востокомъ, гдѣ Солнце встаетъ, а не заходитъ; зачинать Солнце, быть Солнцемъ, – словомъ, быть М. – въ личной судьбѣ. – Словомъ, Ex oriente lux.