Северный крест

Слово собираетъ внимательнаго вкругъ написаннаго, дабы сѣмена Вѣчности проросли или блеснули въ вѣчной душѣ вчитывающагося. Надъ Словомъ Время не властно, оно, единственное существующее въ дольнемъ нашемъ мірѣ, не распято двумя пересѣкающимися и образующими собою Крестъ линіями: Временемъ и Пространствомъ; послѣднія созидаютъ дольній, тлѣнный сей міръ; они суть законы, но надъ Словомъ не властны они. Слово есть окно въ Вѣчность, и нарисовано оно ея мазками, а не мазками Времени и иныхъ дольнихъ правителей. Оно отверзаетъ врата къ незакатному, оно темно, но сквозь него лучитъ себя свѣтъ: нездѣшній свѣтъ; надъ нимъ всходятъ два Солнца: здѣшнее и тамошнее; оно безстрастно, но порождаетъ страсть. Оно возмогло во время сѣдое быть зерцаломъ Вѣчности, чрезъ которое мы зрѣли ужасающее Око Божье, лучащее и изливающее Огнь. Потому у генія остріе Вѣчности – на кончикѣ пера. Геній выше ангеловъ и человѣка уже потому, что пребываетъ въ Богѣ, но послѣднее возможно въ мигъ творчества, въ мигъ отвращенія взора отъ Тли. Что возмогло бы быть ближе къ Слову воплощенному (хотя слово безсильно описать Его), нежели слово того, чье сердце устремлено горѣ? Устремленные долу и слово ихъ, напротивъ, не достигаютъ Слова воплощеннаго.

Таково мое песнословіе Слову.

* * *

Неспокойнымъ сномъ спитъ древность бездонная и – всегда! – ждетъ взора нашего, на нее обращеннаго, живого нашего участія, сердца открытаго вѣяніямъ временъ сѣдыхъ. Человѣчество пробѣжало годины долгія, вѣка, но не узрѣло тѣ событія, бывшія во времена почти допотопныя, когда многое зачиналось…но, заченшись, вдоволь не расцвѣло. Мы обращаемъ взоръ читателя въ древность достопамятну – минуя всю пѣну дней, всю суету суетъ, всю тщету человѣческую – длиною въ полубесконечность – сквозь туманы и мглу, сквозь прахъ давно ушедшаго и въ Лету канувшаго, сквозь лабиринтъ вѣковъ – къ впервые явленному Свѣту неизреченному. Но мы не желаемъ цѣловать ту землю, гдѣ онъ впервые казалъ Себя, блеснувши намъ Солнцемъ тамошнимъ – не здѣшнимъ; но всё жъ туда, туда гонитъ насъ Духъ…прочь отъ уходящей изъ-подъ ногъ земли – нынѣ; прочь, прочь отъ сгибшей, мертвой нашей дѣйствительности, похоронившей лучъ божественный, невоспѣтый по милости бога слѣпого, лучъ неузнанный, неизглаголанный…Да будемъ же мы, изгнанники, ввергнутые жительствовать въ чужбинахъ, во времена умножившихся беззаконія и безчинства, – впервые вернувшимися: на родину. Ибо мы – путники, вынужденные вкушать перезрѣвшіе, гнилые плоды: такъ узримъ же сѣмя Божественное, сѣмя прорастающее, узримъ первые всходы того, что будетъ жительствовать, зрѣть и плодоносить тысячелѣтія: сокрыто, потаенно – для многихъ, слишкомъ многихъ – при жизни духоносца…