Читаем Северный крест полностью

Россія и русскіе помимо сказаннаго стоятъ подъ знакомъ борьбы со Зміемъ, но Змій есть не что иное, какъ мудрость: святой (Георгій) побѣждаетъ мудрость. – Какъ послѣ этого можно удивляться двумъ бѣдствіямъ Россіи – дуракамъ и дурнымъ дорогамъ (или въ современномъ раскладѣ: коррупціи, которая вообще искони и апріорно свойственна восточнымъ политическимъ системамъ)? Тотальная глупость – столь же тотальна, какъ тотальны всѣ бѣды тоталитаризма; въ нынѣшнемъ раскладѣ: помимо глупости – еще и деревянность нарождающихся и уже народившихся – цифровыхъ – поколѣній[33]. Мудрость Московіи: живи, а не думай («Трудно же жить съ такими мыслями»). Не подъ тѣмъ ли знакомъ стоялъ и Критъ, хотя и почитавшій – жрицами – змѣй, но змѣй хтоническихъ, не имѣющихъ отношенья къ Змію: Люциферу, отверзшему очи человѣку, научивши его мыслить – а не быть слѣпымъ. Что Россія, что Критъ – почвы едва ли не самыя каменистыя для познающаго (читай – для единственно свободнаго), для обладающаго Я.

В наше время, когда цифра грозит изничтожить число, сводя пифагорейские числа к безличной двоичной системе, т. е. до предела упрощая ради удобства всю многокрасочность мира чисел, что означает окончательную победу цивилизации над культурой. Поневоле хочется приникнуть к роднику мифологического видения мира. Глобализация разъедает душу через торжество цифровых технологий, которым отдался новый человек – человек потребляющий и скучающий» (Анучинъ Евг. Изъ частныхъ бесѣдъ. нач. 2019-го).

Есть двѣ породы людей. – Одна, самая распространенная, случись ей увидать нѣчто выше ея (особливо, ежели оно рядомъ, живое) – погружается – инстинктомъ – въ море инстинктовъ ressentiment. Виной всему – вредное ученіе о равенствѣ людей: болѣе низкій вынужденъ считать себя – независимо отъ воли – равнымъ (хотя бы въ задаткѣ, меонально) болѣе высокому; сознавая, что онъ ниже, онъ, однако, милостію собственной слабости не тянется вверхъ къ нему, но скорѣе этотъ «верхъ» со всей христіаннѣйшей невинностью желаетъ низвергнуть во вѣки вѣковъ съ лица [Іалдаваофьей] земли. Само зримое «выше», живое и персонифицированное, предстаетъ здѣсь укоромъ, вызывая боль (противоположную состраданію – собственно, вышеназванный, сверхраспространенный типажъ покоится цѣликомъ между этими двумя видами боли – страданіемъ и состраданіемъ, – раскачиваясь подобно маятнику): черные вороны не могутъ терпѣть бѣлыхъ; вмѣстѣ съ тѣмъ, rara avis – мишень (иногда – мишень замалчиванія) и пробный камень высшихъ сферъ въ цѣляхъ и самопознанія міра, и возгонки дольняго бытія. Иная порода – изъ самой своей природы (не той, которая дана, за-дана, а той, которую созидаютъ сами) проявляютъ мудрость подлинную, подобно тому, каковую мудрость проявили римляне, сами опознавъ себя вторыми – въ культурѣ – послѣ грековъ (скажемъ, вслушиваясь и внимая – а не болтая о вслушиваніи и вниманіи съ цѣлью полученія тѣхъ или иныхъ видовъ выгоды (казусъ современная интеллигенція).

Русскіе то съ Христомъ, то съ Яхве, то въ Аримановыхъ (или Діонисовыхъ) глубяхъ: люциферическое есть антирусское par excellence: оно есть германское, и германскій сумрачный геній, чьи мысли прекрасны словно Ночь, словно бархатъ черный небесъ, озаренныхъ Луною, этотъ германскій геній – чадо Люцифера (часто и Христа, но Христа въ немъ меньше)[34].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия