Северный крест

Кусонский взглянул на часы и невольно вздохнул – часы показывали одиннадцать часов вечера. Вскрыл конверт. Пробежал глазами по ровным, написанным четким каллиграфическим почерком строчкам. «У меня сегодня в 12.30 часов дня свидание с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэн и Раффэ. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе при лимитрофных государствах, Штроманом и с г. Вернером, прикомандированным к здешнему германскому посольству. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, что это ловушка, а потому на всякий случай оставляю эту записку. 22 сентября 1937 г. Генерал-лейтенант Миллер».

Кусонский втянул сквозь зубы в себя воздух, будто опалил кипятком рот.

– Где Скоблин?

– Двадцать минут назад был здесь.

– Срочно обыскать помещение! – приказал Кусонский. – Вдруг он где-нибудь задержался?

Обследовали все комнаты, забрались даже в чулан, в котором приходящая уборщица, прибывшая со своими хозяевами в Париж и оставшаяся здесь без средств к существованию, держала веники, совки, два мусорных ведра и тряпки. Скоблина нигде не нашли.

Исчез генерал Скоблин. Как сквозь землю провалился.

– Почуял кот, что не ту птичку съел, – пробурчал Кусонский и стал звонить в германское посольство, чтобы переговорить со Штроманом либо с Вернером.

Оказалось, что Штроман больше недели находится в командировке в Берлине, а о господине Вернере в германском посольстве даже не слышали. Такого сотрудника там нет.

– Час от часу не легче, – оглушенно проговорил Кусонский и повесил трубку на рычаг. Беспомощно посмотрел на людей, набившихся в кабинет. – Что делать?

– Звоните в полицейский участок.

Кусонский вновь глянул на тяжелый, стоящий на углу стола агрегат с крупным, как суповая тарелка, наборным диском, блестевшим ярко, будто он был сработан из чистого золота, потом отвел взгляд в сторону:

– Звонить в полицейский участок будем, когда окончательно убедимся, что Евгений Карлович пропал… Был ли кто-нибудь у него на квартире?

Квартира вообще выпала из поля зрения встревоженных членов общества северян.

– Пошлите кого-нибудь на квартиру к Евгению Карловичу, – велел Кусонский, – вдруг он усталый, забыл про заседание и отправился прямо к себе домой? Такое тоже может быть.

Пристыженные северяне притихли. Простая штука – проверить дом – никому из них даже не пришла в голову. Вдруг Евгений Карлович действительно дома?

Мотор, нанятый, чтобы съездить за начальником канцелярии РОВСа Кусонским, еще стоял у подъезда, не уехал. За рулем такси сидел свой человек – врангелевский штабс-капитан, бывший летчик, сбитый над Перекопом. С тех пор он за штурвал самолета не садился – только за руль таксомотора.

Узнав, в чем дело, штабс-капитан отказался брать деньги за проезд. В такси набилось пять человек во главе с Кусонским, и мотор покатил на квартиру к Миллеру.

Дверь открыла встревоженная Наталья Николаевна. Увидев целую толпу солидных господ, она испуганно прижала руки к щекам:

– Что-то случилось с Евгением Карловичем?

– Нет-нет, Наталья Николаевна, ничего не случилось, – поспешил успокоить ее Кусонский, – просто шеф отбыл по делам… на одно свидание… А он сейчас очень нужен в канцелярии. Но пока… Как видите, его нет. – Кусонский в красноречивом жесте развел руки в стороны. – Но это пока…

Он ничего не сказал Наталье Николаевне о том, что Миллер пошел на свидание к людям, которых в Париже нет. Один из них находится в Берлине, и он, естественно, слыхом не слыхивал, что у него свидание с Миллером, второго вообще не существует в природе. Впрочем, есть, наверное, – в Германии полно людей по фамилии Вернер, но это совсем не те Вернеры…

Напряжение нарастало. Тревога буквально витала в воздухе, людям было страшно. Все понимали, что произошло нечто неординарное, но не хотели в это верить и ежились ознобно, будто вновь очутились в Архангельске в лютую зимнюю пору.

* * *

Митя Глотов случайно увидел, как крытый серый грузовик с цветным дипломатическим номером, выехавший из двора советской школы, остановился около одного из домов, в ту же секунду на подножку вскочила знакомая фигурка – это была Анечка Бойченко. Митя заспешил было к ней, но в следующее мгновение остановился: у грузовика возник человек, которого он дважды видел на приеме в советском посольстве.

Митя бывал там на приемах вместе с друзьями – французскими журналистами. Только на этих приемах и можно было отведать русские блюда, в том числе и роскошную паюсную икру и малосольную селедку-залом… И вообще – почувствовать, чем пахнет Россия.

Аня поспешно соскочила с подножки большого, тяжело вздыхающего мотором грузовика, посольский деятель выговорил ей что-то строго, девушка вытянулась перед ним, как взводный перед полковым командиром, молча выслушала нотацию. Посольский чиновник, отпуская Аню, сунул ей в руку что-то – то ли деньги, то ли бумаги, издали было не рассмотреть, – и, сохраняя на лице строгость, забрался в кабину автомобиля.