– Сказал – я, говорит, вынужден был отлететь тут на время. К бывшим своим товарищам, кое-какие оставшиеся с прошлой жизни вопросики позакрывать… Но теперь, говорит, все порешено мною окончательно и бесповоротно… Домовой тут как накинется на него – какой же ты, ей-ей, какой же «отлетал», когда ровно позавчерашним днем и тоже с утра видали тебя на автовокзале, где ты визгливо препирался с извечными тамошними бабками по поводу посадочного талона и перевеса багажа! Какой еще «летал»!!! Но он и тут как-то вывернулся… Мефодий, ты за временем следишь?
– Слежу, слежу, – успокоил брата Галлахер-старший, – Неясно пока. Рано еще.
– Так закончилось чем? – напомнил Последний басист, – Коли всех троих теперь, как я понял, в Городе нету уже?
– Закончилось чем… ну, если закончилось! – улыбнулся Ибрагим Галлахер, – А тем закончилось… В Пригороде я тогда случайно Домового встретил. Задержался когда, а ноябрь уж был… Бреду себе понуро, заглянул в «Сиверку» для поднятия духа – сейчас, думаю, возьму чего-нибудь, потом к Крепости, а там уж и автобус подойдет. Братия вся разъехалась, так и мне делать более нечего. И бреду себе такой, вдруг смотрю – идет человек, ну до того на Домового нашего похож… прям и походка, и грива его эта чуть не до лопаток. А подхожу – и он, в самом-то деле! Тоже уж и сам не поймет, как его туда занесло. Но неважно. И рассказывает он среди прочего вот что…
Ближе к зиме совсем допек его Сергей. И доносы, и наветы сыпались от него один за одним, и так далее. И не сдержался смиренный наш Домовой. Кончилась добродетель его. Всему на свете есть предел, иными словами.
Отправился он на улицу Ивана Малоземова, но не туда, куда мы обычно ходим – а к одному проверенному ветерану. Тот уже сам от дел отошел, но навыки кое-какие сохранял еще. У него в огороде бердан был прикопан, еще с Гражданской – но как будто прям в масле лежал. Вернее, так и лежал – ну, старая школа, что добавить, жизнь тут прожил. Ангажировал у него, стало быть, огнестрельный аппарат – и под покровом тьмы ворвался в сторожку, где Сергей якобы нес свою сторожевую вахту, но на самом-то деле спал мертвецким сном. Ворвался и сказал:
– Вставай, нехристь! Вставай и иди, вот как ты есть! Пробил и твой миг, практически звездный…
И повел его на Холм. А тот идет, босой, весь в белом, но гордо шагает, выправка там – все-таки русский офицер, хоть и бывший кришнаит.
– Не знаю, как у вас, а у меня лично просто кровь стынет в жилах от этой картины, – поведал собранию Мефодий, – Просто какой-то апокалипсис сегодня. Ночь, дождь, ветер завывает, Озеро все в пенном волнении, полная луна зловеще светит сквозь разрывы облаков… светила луна?
– Ну а то, – заверил Ибрагим.
– Ну и в итоге?
– В итоге привел, поставил его на самый край, бердана затвор передернул, или что у него там, да и говорит:
– Лети! Лети вот как ты есть, как обещал! Или полетишь вниз сей же миг…
– А тот?
– А тот… а что ему было делать? Пошел сперва, потом побежал, подпрыгнул еще пару раз неловко так, будто курица, руками еще всплеснул уже подле самого обрыва и… ну и полетел… ну и так и скрылся где-то в бушующей дали, весь в белом, пока в точку не превратился окончательно. Ну и все. Больше его не видели. Будто и не было никогда… Ну а остальное – сами все знаете.
– Молодец, Игорек! Так и надо было. С корнем, если уж завелось… Прохор, как думаешь – свидимся мы еще с ним? С Домовым, я имею в виду!
– Обязательно… – негромко сказал Прохор, глядя куда-то туда... куда, возможно, и упорхнул незадачливый кришнаит…
– Тихо! – воскликнул вдруг Мефодий, поднимая руку.
Все дружно поглядели сперва на Мефодия, а затем – в сторону Озера: как раз в этот миг солнце скрылось в его водах окончательно. За леденящим душу рассказом я и не заметил почти… осень!
– Есть! – доложил Мефодий и звонко щелкнул крышкой хронометра, – Есть. Ура!
– Ура! – закричали все.
– Что есть-то? – спросил я. Мне-то казалось, что почти за полгода я выяснил уже все распорядки Ордена.
– Сегодня день равен ночи. Или ночь будет равна дню, – пояснил Мефодий, – День осеннего равновесия. Сегодня в Природу опускается Небесная Гармония. И разливается покой. Нынче все сложится и будет хорошо… Ну а для нас – это и конец сезона еще…
– Может, равноденствия?
– И равноденствия тоже, – улыбнулся Галлахер-старший.
– Теперь подвигов больше не будет, – довольно потирая руки, добавил Коровин, – Только – свободное время и личный досуг. Самосовершенствование там, работа над собой и так далее.
– Коровин, ты, как и всегда крайние четыре сезона, закричал «ура» громче всех! – констатировал Прохор.
– Не, Прохор, ну а что? – тут же обернулся Коровин, – От подвигов ведь – тоже надо отдыхать! А то – притупляется ощущение и чувство Прекрасного… А по весне – с новыми силами!
– Умница, – сообщил ему Прохор.
– Так когда едем?
– Лично я – прямо сейчас! – твердо заявил Мефодий, – Прямо в ночь! Ни секунды не медля!
– А что, едем? – тут Последний басист даже привстал, – Так он живой еще?!