– Прохор, а ты разве заикаешься? – бестактно брякнул я, – Извини, конечно… я не об этом хотел сказать.
– И-иногда. Только когда сильно волнуюсь.
– Я хотел сказать – разве ты не сам всех их разыскал? Как меня вот?
– Сам. Но Проведение по-твоему – тоже ведь на что-то?
– Прохор… на самом деле… я ну вот то же самое, как ты сказал!
– Тогда идем?
– Идем!
Октябрь
Проснулся. Нехотя и спустя лишь какое-то время раскрыл глаза. С трудом выпутался из казенного одеяла, видно, хорошо же завернулся в него ночью… встал. Подошел к окну. Ткнулся в стекло…
За окном дождь… даже не моросил, а просто какая-то водяная пыль висела в воздухе. Выдохнул на стекло, провел пальцем… скрипнуло. Шмыгнул носом – почти лишенная предметов и вещей комната отозвалась подобием эха. Вздохнул. Медленно спустился по скрипящей лестнице. Прямо в шерстяных носках, даже кеды напяливать было лень.
На столе в кухоньке стояла кем-то заботливо взрезанная банка тушенки, нож лежал рядом. Взял в руку, кое-как выковырял пару кусков, проглотил, почти не жуя – холодная! Отставил, аккуратно облизал нож… спустился вниз окончательно.
Штаб-квартира с неделю как стояла опустевшая, опустошенная. Братия почти вся разъехалась уже по местам зимней спячки, оставались лишь самые стойкие. Я выбрался на крыльцо. Ибрагим Коровин, практически распластавшись на пепелище, тщетно пытался раздуть сырой, дотлевающий костер. Последний басист и оба брата Галлахера, закутавшиеся кто во что горазд по самые носы и уши, неподвижно сидели на бревне. Вся святая троица сосредоточенно, не мигая, смотрела в одну точку. Причем, казалось – именно что в одну, потому что взгляды их ощутимо сходились и фокусировались где-то в перспективной дали. Интересно, что они там видели?
Во двор на стареньком велосипеде вкатился Прохор. Слез, аккуратно прислонил железного коня к поленнице. Скинул котомку с плеч, стряхивая капли – даже сквозь пелену сырости тут же пробился запах свежеиспеченного хлеба… летом обычно из пекарни привозили целый рюкзак, а теперь – хватило уже и обычного вещмешка. Осень!
– Завтракали уже?
– Тебя дожидались, – ответил Коровин и яростно дунул так, что пепел взметнулся подобием ядерного гриба. Без особой, впрочем, практической пользы, – Видишь, даже тушенку разогреть не на чем. Электричество опять с утра выбило…
– Ладно, так поедим…
Братья и контркультурная звезда синхронно и все так же практически не мигая вынули из-за пазух банки и принялись как по команде ковыряться в них ножами. Коровин, оставив тщетные попытки возродить угасшее пламя, пристроился к троице сбоку, только он перед началом полевой трапезы культурно повязал шею салфеткой. Братья немедля прыснули смехом.
– А привыкайте уже обратно, – тут же отозвался Коровин, – А то слились тут с природой за полгода-то, понимаешь. Вас теперь, перед тем как в приличные люди вывести – месяц в карантине выдерживать надо!
Я на всякий случай присел с противоположного от воинствующего интеллигента края бревна. Впрочем, другого места все равно и не было.
Наконец, чавканье и урчание стихло. Я вдруг почувствовал, как Прохор приблизился сзади и осторожно положил мне руку на плечо. Я всегда его чувствовал…
– Ну вот, собирайся… пора.
– Автомобильчик возьмите… – деловито сообщил Галлахер-старший, с отчаянным скрежетом пытаясь извлечь содержимое банки вплоть до последней молекулы, – Потом заберу как-нибудь.
– Прохор, я всегда готов, ты знаешь. И даже спрашивать не стану, куда. Только постой… а? А как же?..
Еще летом я получил от братьев несколько поучительных уроков, наставлений и практических занятий по пилотированию зеленого аппарата вдоль пересеченной местности. Причем, что удивительно – несмотря на идентичный генно-хромосомный набор, в сфере педагогики родственники исповедовали диаметрально противоположные концепции. Ибрагим обычно истерически орал, азартно комментируя и даже предвосхищая всякое действие и поползновение обучаемого. Мефодий же, как правило, лишь задумчиво глядел сквозь ветровое стекло, вступая в вербальный контакт только в самые критические моменты. Чем инициировал поток упреков и угроз уже и в свой адрес.
– Почему не орешь? – презирая возрастное чинопочитание, вопрошал его Ибрагим, – Где активное вмешательство в воспитательный процесс?!
– А что попусту орать? – удивленно вскидывал брови Мефодий, – Едем и едем…
– Едете… – кипятился Ибрагим, – Так ведь и приедете однажды!
– Мы все однажды приедем… – вяло реагировал Мефодий.
– Однажды… Весь ведь вопрос – куда!
– Тебе ж сказали, месяца еще не прошло, – тут Мефодий откидывался на подголовник и расслабленно складывал руки на затылке, – Или к Крепости с вермутом. Или к ребятам, со своим бельем и продуктовым набором… а можно и так, там все равно выдадут…
– С вами приедешь… – все равно бурчал Ибрагим, – И до того не доберешься!
– Да доберешься… Ты просто не нервничай, не спеши, и по возможности – ни о чем не думай. И все будет хорошо…
– Автомобильчик возьмите…
– Хорошо. Нам как раз не помешает, – согласился Прохор, – А вы сами-то как? У вас деньги вообще остались хоть какие-то?