– Не-а, – беззаботно щурясь, доложил старший Галлахер.
– И как же?
– А… да как-нибудь!
– Прохор, а мы-то куда? – встрял я.
– Ну, я же должен вернуть тебя обратно… И, по мере сил – таким же, как раньше! – улыбнулся Прохор.
– Я не хочу обратно! – запротестовал я, – Тем более, что таким, как раньше – уже и не получится…
– Да я пошутил. Сегодня же – совсем завершение сезона. Сегодня – восходит Орион… дальше уж каждый сам по себе. Так что – едем смотреть.
– А здесь разве нельзя?
Прохор вздохнул:
– По сути – можно… Но вот именно в этот раз – нет.
– А ребята как же?
– Мы-то уже видели, – сообщил Коровин, после подкрепления сил предпринявший новую попытку возгореть пламя, – Просто это… как это… Фигурально выражаясь и образно говоря – есть вещи, которые получаются только раз… так что вот. Нет, попытаться-то можно, но как-то… Тем более, что некоторые и не видят никогда вообще.
– Ключи у братца возьмите, – напомнил Мефодий, – Там, потом, я не знаю, когда машинку оставите… не запирай, в бардачке, что ли, просто оставь. Я потом…
– Зачем оставлять? – насторожился я, – Я потом подъехал бы куда…
– На кругу разворотном оставишь автомобильчик, – неожиданно твердо сказал Мефодий, – Ну знаешь, где трамвай «Двадцать три негодяя», там место всегда есть. Я потом заберу.
– А не сопрут коня-то самобеглого? – спросил Прохор.
– Этого? Не сопрут, – расхохотался Коровин, – Его же все равно кроме Ибрагима никто завести не может! Да и у того через раз выходит в лучшем случае. По престольным праздникам!
– Где ключи, кстати? – осведомился Ибрагим Галлахер, – Без ключей – даже я не сдюжу. Коровин, тебе вроде оставлял позавчера?
– Если Коровину – можешь забыть, – напомнил младшему брату старший, – Потерять не потеряет, но положит в укромное, надежное место так, что потом можно будет только помянуть…
– Я попросил бы! – округлил глаза Коровин, – Я положил… положил…
– Короче, парни – дуйте на автостанцию, пока дождь не разошелся! – резюмировал Последний басист.
– Ладно. Вещи тебе собрать – сколько времени? – спросил Прохор.
– Да нисколько, – вздохнул я, – У нового русского инока – ну какие ж вещи? С чем пожаловал – с тем и убыл. Ну, с материалистических позиций если рассматривать…
Через пять минут я спустился вниз. Аккуратно пристроил тощий вещмешок на бревно. Зеленый автомобильчик, чихая и отплевываясь, тем не менее выказывал свою полную готовность к путешествию, а особенно – к разного рода приключениям.
Мы с Прохором по очереди обнялись с каждым из остающихся. Потом присели на бревно – «на дорожку». Быстро помолчали.
– Двигайте, – решительно произнес Коровин, – Долгие проводы – лишние слезы.
Я завернул было к пассажирскому сиденью, но Прохор решительно произнес:
– За руль садись. Я ведь и водить-то не умею.
– Ой ли? – усомнился я.
– Давай, давай. Не рассуждай!
Пару раз ткнувшись туда-сюда, кое-как выехали со двора. Выбрались на центральную прешпективу Города. Постепенно, насколько позволяло дорожное покрытие, стали набирать скорость…
Холм… Ряды… Автостанция… Поворот, еще раз Холм, но уже чуть поодаль… Озеро где-то там… в который раз уже, но всякий раз глядишь, и кажется… кажется… Лавка при хлебозаводе… стадион с печально повисшей на футбольных воротах рваной сеткой… людей на улице как будто немного – дождь… осень. Выселки, придорожный знак с перечеркнутой надписью… снова Озеро, но уже далеко-далеко, будто сливается со свинцовым, налитым небом… далеко-далеко…
– Не обернись, – тихо сказал Прохор, – Ты знаешь, я не суеверен – но все-таки.
– Я постараюсь, – так же тихо ответил, – Хотя я – тоже…
– Я потому тебя за руль и посадил, чтоб головой лишний раз не вертел… – и улыбнулся.
Переправа… дождь, все сильнее… Капитан шхуны даже разрешает не выходить из машин, хотя обычно это требуется, да и места под навесом достаточно… Но я все равно выхожу, и стою, и смотрю куда-то туда… капли падают на палубу…
Поднимаемся на крутой берег. Дорога плохая, на старой отмостке трясет немилосердно. Где-то там, в лесу – Пустынь, там, возможно, дожидаются некие ребята и казенное, холщовое белье… но, возможно, и нет. Чуть дальше – Крепость, но мы проезжаем стороной, и лишь верхушки двух, самых высоких башен, едва угадываются… или – не угадываются… а внизу – сосновые корни, причудливо изгибаясь, торчат из песка… хотя этого уже – точно не видно. И встречных – никого. И никто не обгоняет нас.
Дождь все сильнее. Расходится, Басист был прав. Осень. «Дворники» работают на пределе, и все равно почти ничего нельзя разглядеть. Встать, что ли, в стороне, чуть обождать, ну не может же так лить долго… или – может? Или прямо так остановиться, все равно никого нет… и не видно почти ничего.
И вдруг показалось… или – не показалось… сквозь сплошной поток воды на стекле… вдруг видишь…