Северный путеводитель для новых русских иноков

– А знаешь – я на самом деле всегда ужасно завидовал тебе…

– Это еще почему? – недоверчиво спросил выдающийся автор-исполнитель, справедливо, в общем, ожидая со стороны старшего Галлахера какого-нибудь коварного подвоха. Но тот на его счастье под воздействием Гармонии и Равновесия пребывал в исключительно лирическом образе.

– Ну, как почему… ты вот можешь выражать свои чувства и мысли посредством звуковых, художественных образов… Эмоции какие-то пробуждать, настроение… Это ж ведь, прямо скажем – далеко не каждому дано.

– А-а-а, – Басист расслабился и откинулся на изрисованную и порезанную спинку сиденья, – А я, на самом-то деле – тебе!

– О как…

– Ну да, а что. Надо тебе написать, что Ваня полюбил Маню – так и пишешь: «Ваня полюбил Маню, а она его нет, и на данной почве потерял сон, аппетит и последние остатки разума». И не надо никаких «образов», а как есть – так и есть!

– Ну да, – согласился Мефодий, – Меня ведь Серафим Герасимович так и учил всегда. Что есть, то и есть, и выдумывать ничего не надо. Да у меня и фантазии для этого нет.

– Мы все надеемся, братец, что поучения Серафима Герасимовича не пройдут для тебя даром, – вступил Галлахер-младший, – И однажды ты все-таки составишь нам на радость полную историю Движения!

– История-то еще не окончена! – отозвался старший, – Ну, лично я, во всяком случае, на это очень надеюсь.

– Ну ты сейчас-то начни. А потом поправишь, если что, изменишь…

– Я никогда ничего не правлю. И этому он тоже меня учил.

– Я на самом деле тоже, – доверительно поведал Последний басист, – Но не потому, что лень-матушка, хотя и это тоже… просто когда пишешься – то… как бы это сказать… состояние потом уходит навсегда. То есть, оно либо выплеснулось либо нет – и вернуть потом уже невозможно. Так, по мелочи-то подчистить где-то, но общее самочувствие и мироощущение… не-а.

– Ну вот именно. Пять у тебя гениальных альбомов, или больше уже, все забываю уточнить?

– Ах ты!

– Да, творческие единицы нынче в ударе! – подытожил Коровин, – Верно, их день. Ну-ка, «красного крепкого» предъявите уровень для контроля!

– Серафим Герасимович как говорил: «Книжка сначала проживается, потом пропивается – и только потом уж пишется. Ну, если повезет…»

– А о чем он вообще пишет? – спросил я.

– Так. О жизни, – ответил Мефодий, – А о чем еще стоит? Это ведь самое интересное.

– О любви? Как о частном случае и подмножестве? Ну, раз уж вспомнили про Ваню и Маню!

– О любви… – хмыкнул настроенный как и всегда и невзирая скептически Ибрагим Галлахер, – О любви он знаешь как говорил? Тут, говорит, написать-то можно – только надо четко все рассчитать: потому как может статься, что потом не только своя из дому выгонит – но и чужие на порог больше не пустят!

– Ах-ха-ха! – счастливо расхохотался Коровин, – Все-таки, судя по его текущему положению – где-то он все-таки просчитался!

– Не в этом дело, – самым серьезным голосом сказал Мефодий, – Это он сейчас сам так решил. Мол, если скоро так или иначе все равно расходиться – то уж лучше взять бутылочку «Крепкого красного», добрести из последних сил до Крепости, привалиться к ней спиной, чтоб на озеро лучше гляделось… тут уж можно и со спокойной душой чтобы песенке конец. Куплет-припев-куплет, так сказать…

– Ну, в общем, да, – тоже неожиданно серьезно произнес Галлахер-младший, – Так-то, если уж призадуматься – выбор у нас, у новых русских иноков, не особенно велик. Или к Крепости… или к ребятам в Пустынь, как мы тогда…

– Вы же так и не доехали? – уточнил Коровин.

– А мы и не торопимся, – хором улыбнулись братья, – Мы так, просто!

Тут автобус тормознул у какого-то заброшенного хутора, и Мефодий, едва не прошибив насквозь старенькую, хромающую на все суставы дверь кинулся наружу. Чуть поодаль от дороги на завалинке слегка покосившейся пятистенки восседал ветеран во вполне гармоничных к ситуации валенках и стоунайлендовской душегрейке, накинутой поверх толстовки с буйным «принтом» британского вокально-инструментального ансамбля Jethro Tull.

– А-а-а! – в счастливом исступлении завопил Мефодий, кидаясь ему на шею, – Дядя Фима! Вот и мы! Дождалися!!!

Затем Серафим Герасимович чинно обнял и расцеловал каждого из нас, гостеприимно распахнул дверь избы. Тотчас на прохладный уже ночной воздух вырвался чарующий аромат простой, экологически чистой закуски – картошечка жареная с грибами, укропчик, лучок и все такое прочее.

– Силы рассчитывай, – тихо шепнул мне Прохор, – Ну, если хочешь до конца дослушать, а будет интересно, обещаю. А утром они еще на Переправу пойдут, на самый рассвет, провожать Лето и встречать Осень. Шампанское изволят пить, причем прямо из емкости. Ну, такая уж у них с Мефодием традиция!

– Ничего себе! – присвистнул я, – А говорили – «ветеран»!

– И это, заметь, – улыбнулся Прохор, – лучшие люди Ордена !

А потом помолчал и добавил, неожиданно заикнувшись:

– Н-на самом деле… На самом деле, я не знаю, как сказать… то ли рад, то ли счастлив, но это не с-совсем то… Серафим Герасимович, может, сегодня ночью лучше скажет… просто иногда – бесконечно легко и светло оттого, что однажды я их всех повстречал…