– Ну а что ему будет? Да он тебя еще… кхм… проводит, – со свойственной ему тактичностью сформулировал Ибрагим Галлахер, – Еще и скажет что-нибудь такое доброе, напутственное. Чего ты своей беспутной звездной жизнью, конечно же, не заслужил. Пока, во всяком случае!
– Да иди ты! – огрызнулась контркультурная звезда, – Я и не собираюсь еще! Не, ну это… как бы… возраст все-таки… злоупотребляет, опять же… Я ж не знаю, я вон сколько времени пропустил…
– Злоупотребляешь у нас ты, – раскрыл маленькую тайну младший братец, – Отец Виталий вот еще, за что и поплатился трудоустроенным местом. А он – исключительно добро-. Так что – делай выводы.
– Куда едут-то? – спросил я Прохора, – Меня-то возьмут?
– К писателю русскому едут, – ответил тот. – К будущему. Знаменитому. К Серафиму Герасимовичу Коростелеву.
– Что-то я не читал такого. И даже не слышал ни разу.
– Оно и немудрено. У него, как бы это сказать… такой творческий метод. Уникальный. Не знаю, на самом деле, как толком объяснить…
– Прохор, ты – и вдруг не знаешь!
– Ну вот вообрази себе! Мефодий на самом деле тебе лучше расскажет, это ж его кумир… но если коротко – то он считает, что сначала нужно, чтобы все случилось, чтобы все произошло… а потом уже можно и описывать. Потому что тот, кто описывает – он же, на самом-то деле, не просто откуда-то со стороны наблюдает – а и сам принимает участие. И может на что-то повлиять, что-то изменить… если сумеет, само собой.
– А-а… я понял. У нас в геофизической гидродинамике… ну, не только в ней, в физике вообще. Типа – «эффект измерителя». То есть, любой прибор вносит в измеряемую им систему определенную погрешность, потому что взаимодействует с ней…
– Ну вот да, что-то в этом духе! – улыбнулся Прохор.
– Тогда вы на автостанцию сразу, кто со мной, – четко спланировал Мефодий, – А я на Малоземова, в круглосуточный! Да, Прохор? Да? (и ехидно ухмыльнулся).
– Да иди уж! Твой сегодня день... Смотри, чтоб автобус без тебя не ушел!
– Не уйдет! Сегодня без меня ничто не уйдет!
– Мефодий, а можно я с тобой? – спросил я.
– Ну конечно!
И мы быстрым шагом двинулись к цели.
«Там, вдали от мирской суеты, где озерные воды смыкаются с небесным воздухом, где времена года плавно сменяют друг друга, где день никогда не борется с ночью, где солнце не затмевает луну, где звезды видны даже в полдень, где ветер несет покой и прохладу, где мягко ступаешь по прибрежному песку, а потом зачерпываешь его в горсть, где видишь все сразу, и тому подобное – там, в согласии с пространством, временем и самим собою и допивал он свой век…» – по тому, как серьезно декламировал Мефодий, сразу становилось понятно, что это текст его собственного сочинения.
– Мефодий, а точно «допивал»? Не опечатка?
– Нет. Именно так!
Мне всегда нравилось смотреть, как Мефодий делает заказ, но теперь, когда сезон был закрыт, и стало официально МОЖНО – он был особенно хорош. Глубоко засунув руки в карманы и сосредоточенно перекатываясь с пятки на носок и обратно, он немигающим взором глядел на витрину. На витрине было представлено как и всегда – «Красный крепкий» да «Крепкий красный».
– Четыре… красного… крепкого… – раздельно произнес Мефодий, что явно указало на тот факт, что он пребывает в состоянии душевного подъема. В обычном формате он брал по схеме «2-2», и лишь изредка «3-1».
– Слушай, да как ты их различаешь-то вообще? – спросил я, когда мы поспешили вниз, к автостанции.
– Тс-с-с, – Галлахер-старший прижал палец к губам, – Потом расскажу. Ты лучше обрати внимание на тот факт, что от Озера – идти всегда тяжело. А к Озеру, как вот мы сейчас и движемся – ноги сами тебя несут! Как на крыльях! Летишь безо всякого кришнаизма. Это ведь чудо, чудо чудесное!
– Да ты понимаешь… – хмыкнул я, – Тут как бы это сказать… нету чуда-то особого. Вода всегда внизу, потому и идти к ней легче…
Мефодий, как ни спешили мы к последнему автобусу, остановился и внимательно оглядел меня:
– Есть. Есть чудо. Просто поверь…
Опустившаяся на землю Небесная Гармония уже давала себя знать – автобус дожидался нас полупустой, без привычных бабок.
– Где они все? – несколько даже встревожено поинтересовался Коровин, – Уж не заболели ли, старые перечницы?
– Сходи проведай. Гостинчика возьми, – тут же посоветовал ему кто-то, – Только мы ждать не будем. А вообще, твое внимание к старушкам начинать настораживать нас, твоих верных друзей и соратников! Завхозша эта вот опять же…
– Да я так, к слову! А вы – черствые, бессердечные люди!
И автобус, кряхтя и переваливаясь с боку на бок, выкатился с автостанции. Привычные очертания Города едва угадывались в темноте, но кое-что разглядеть все-таки было можно. И Коровин вдруг задумчиво заметил:
– Слушайте, я чего-то только сейчас обратил внимание… когда выезжали – вот аллея эта… ну, не аллея… А справа – вся желтая уже сторона, а слева – еще зеленая…
– Это просто потому, что солнце… – неожиданно синхронно принялись разъяснять мы с Прохором, но тут Мефодий, резко вытянувшись, закрыл нам обоим рты руками:
– Это чудо, Коровин. Запомни его таким…
А потом он нагнулся к сидящему впереди Басисту и сказал: