Севильский Цирюльник, или Тщетная Предосторожность

Бартоло (берет ее за правую руку). Совсем не хочется, но вот пальчик-то у вас в чернилах! Что, хитрая сеньора?

Розина (в сторону). Проклятый!

Бартоло (все еще держит ее руку). Когда женщина одна, ей кажется, что все будет шито-крыто.

Розина. Ну, конечно… Веское доказательство!… Перестаньте, сударь, вы мне вывихнете руку. Я перебирала вещи возле самой свечи и обожглась, а мне давно говорили, что обожженное место надо помазать чернилами, – я так и сделала.

Бартоло. Вы так и сделали? Посмотрим, подтвердит ли второй свидетель показания первого. Мне точно известно, что в этой пачке шесть листов бумаги, – я их пересчитываю каждое утро, и еще сегодня пересчитывал.

Розина (в сторону). Ах. болван!…

Бартоло (считает). Три, четыре, пять…

Розина. Шесть…

Бартоло. Шестого-то как раз и нет.

Розина (опустив глаза). Шестого? Из шестого я сделала пакетик для конфет и послала их маленькой дочке Фигаро.

Бартоло. Дочке Фигаро? А почему же совсем новенькое перо в чернилах? Вы что же, надписывали этим пером адрес дочки Фигаро?

Розина (в сторону). У этого ревнивца особый нюх!… (Бартоло.) Я им подрисовывала стершийся цветок на камзоле, который я вам вышиваю.

Бартоло. Как это похвально! Чтобы можно было вам поверить, дитя мое, вам не следовало краснеть всякий раз, как вы пытались утаить истину, но именно этого-то вы еще и не умеете.

Розина. Ах, сударь, покраснеешь тут, когда из самых невинных поступков делаются такие злостные выводы!

Бартоло. Понятно, я не прав. Обжечь себе палец, намазать его чернилами, сделать пакетик для конфет дочке Фигаро и подрисовать цветок на моем камзоле, – что может быть невиннее? И, тем не менее, сколько лжи для того, чтобы скрыть одно истинное происшествие!… «Я одна, меня никто не видит, после я могу лгать сколько душе угодно». Но кончик пальца в чернилах, перо запачкано, бумаги не хватает! Всего не предусмотришь. Смею вас уверить, сеньора, что отныне, когда я буду уходить в город, за вас мне будет отвечать двойной поворот ключа.

ЯВЛЕНИЕ XII

Граф, Бартоло, Розина.

Граф, в форме кавалериста, делая вид, что он навеселе, напевает «Разбудим ее».

Бартоло. Что ему надо? Какой-то солдат! Идите к себе, сеньора.

Граф (напевая «Разбудим ее», направляется к Разине). Кто из вас двух, сударыни, зовется доктором Чепухартоло? (Тихо Разине.) Я – Линдор.

Бартоло. Бартоло!

Розина (в сторону). Он произнес имя Линдор!

Граф. Чепухартоло он или Олухартоло, я на это плевать хотел. Мне важно знать, которая из вас… (Розане, показывая записку.) Вот вам письмо.

Бартоло. Которая! Вы же видите, что это я! Которая! Уйдите, Розина, он, как видно, пьян.

Розина. Потому-то я и останусь, сударь, ведь вы один. Присутствие женщины иногда действует.

Бартоло. Идите, идите, я не из робких.

ЯВЛЕНИЕ XIII

Граф, Бартоло.

Граф. А, я вас сразу узнал по приметам!

Бартоло (графу, который прячет письмо). Что это вы прячете в карман?

Граф. Я для того и прячу в карман, чтобы вы не знали, что это такое.

Бартоло. По приметам! Вы не с солдатом разговариваете.

Граф. А вы думаете, что так трудно описать ваши приметы?

С трясучей лысой головою,
С фигурой грузной и кривою
И с тусклым взглядом пескаря;

Нога – точь-в-точь медвежья лапа,

Лицо темней, чем у арапа,
На вид свирепей дикаря.

Одно плечо другого выше;

Нос – точно острый выступ крыши:
Ворчливый, хриплый звук речей.

Рот – на манер звериной пасти…

У всех дурных страстей во власти:
Ну, словом, перл среди врачей!

Бартоло. Что это значит? Вы пришли меня оскорблять? Вон отсюда сию минуту!

Граф. Вон отсюда! Ай-ай, как невежливо! Вы человек грамотный, доктор… Бородартоло?

Бартоло. Не задавайте мне дурацких вопросов.

Граф. О, это вас не должно обижать! Я ведь тоже доктор и уж во всяком случае не хуже вашего умею…

Бартоло. Это каким же образом?

Граф. Да я же врач полковых лошадей! Потому-то меня и назначили на постой к собрату.

Бартоло. Смеют равнять коновала…

Граф.

(Говорит.)

Простите, доктор, виноват:
Вы и отец ваш Гиппократ
Гораздо выше нас, быть может!

(Поет.)